Читать книгу "Незнакомая дочь - Элена Ферранте"

Я выдержала все прекрасно. Как же я была счастлива, когда Бьянка покинула мое тело, чьи-то руки передали ее мне и я поняла, что испытываю самое сильное наслаждение в моей жизни. Сейчас, глядя на висящую вниз головой Нани, из которой в раковину капала коричневая жидкость, смешанная с песком, я не находила в этом ничего общего с моей первой беременностью, ведь даже тошнотой я страдала недолго и умела ее сдерживать. Но потом случилась Марта. Она сразу завладела моим телом и заставила его переживать неконтролируемые изменения. Она повела себя не как Марта, а как оживший кусок железа, очутившийся у меня в животе. Мой организм превратился в сосуд с кровянистой субстанцией, в которой плавал мягкий сгусток, а внутри него жил жестокий вампир, безжалостно сосавший из меня соки, лишь бы самому насытиться и вырасти, но не для того чтобы жить, а чтобы разлагаться. Нани, которая плевалась черной жижей, была похожа на меня – ту, какой я была, когда забеременела во второй раз.

Я уже тогда была несчастна, только еще не знала об этом. Мне казалось, что маленькая Бьянка сразу после своего чудесного появления на свет резко изменилась, что она коварно лишила меня всех моих сил, всей энергии, творческой фантазии. Мне казалось, что муж, слишком преданный любимой работе, вряд ли заметит, что его новорожденная дочка стала ненасытной, требовательной, злобной, хотя не была такой, когда росла у меня в животе. Постепенно я сообразила, что у меня не остается сил на то, чтобы превратить вторую беременность в столь же захватывающий опыт, как первая. Мозги мои сползли куда-то внутрь тела, я пришла к заключению, что темного зверя, которого я ношу в своем чреве, не укротят ни проза, ни поэзия, ни изящная фигура речи, ни музыкальная фраза, ни эпизод кинофильма, ни великолепное сочетание красок. Это был настоящий крах: отказ от возвышенного отношения к вынашиванию ребенка, разрушение счастливых воспоминаний о первой беременности и первых родах.

Нани, Нани. Кукла продолжала невозмутимо извергать коричневую жижу. Да ты, оказывается, уже вывалила в раковину почти всю грязь, вот молодчина! Я открыла ей рот пошире, просунув в него палец, залила внутрь водопроводную воду, встряхнула, чтобы как следует промыть живот и наконец извлечь ребенка, которого туда вложила Элена. Значит, это игра? Все рассказать девочкам в самом раннем детстве, чтобы спустя несколько лет они стали думать, как им создать приемлемый для себя мир. В тот момент я играла сама с собой, ведь любая мать – это дочь, которая играет. Это помогало мне думать. Во рту куклы что-то застряло и не хотело выходить наружу, и мне пришлось вооружиться щипчиками для бровей. Начнем с этой штуки, подумала я. В детстве я сразу догадалась бы, что за красноватая мягкая веревочка болтается между металлическими пластинками пинцета. Поняла бы, что это такое. Жалкое существо, не имеющее ничего общего с человеком. Ребенок, которого Ленучча запихнула в живот своей куклы, чтобы она тоже была беременна, как тетя Розария, – это такая игра. Я осторожно вытащила его. Это был маленький червячок, живущий на береговой линии, – не знаю его научного названия, – их еще добывают любители ночного лова, раскапывая мокрый песок, например, лет сорок назад так делали мои старшие двоюродные братья на пляжах между Гарильяно и Гаэтой. Тогда я наблюдала за ними, словно зачарованная, не в силах оторвать глаз и испытывая отвращение. Они брали червяка, зажимали между пальцами, насаживали на крючок как приманку, а после, когда рыба уже клюнула, ловким движением снимали его с крючка и бросали через плечо, где он погибал, корчась, на сухом песке.

Придерживая податливые губы Нани большим пальцем, я осторожно работала щипчиками. Обычно я боюсь всего, что ползает, но к этому мокрому комочку почувствовала сострадание.

Глава 23

Я отправилась на пляж ближе к вечеру. Сидя под зонтиком, издалека наблюдала за Ниной с таким же неистощимым любопытством, как в первые дни после приезда. Молодая женщина была раздражена, Элена не отпускала ее ни на минуту.

На закате, когда Нина стала собираться домой, ее дочка закричала, что хочет еще купаться; в дело вмешалась Розария, предложив отнести ребенка в воду; Нина вышла из себя и начала грубо кричать на золовку на чистейшем диалекте так, что слышал весь пляж. Розария смолчала. За нее вступился Тонино, муж Нины, он потащил жену к морю, держа ее за руку. Казалось, такой человек, как он, умеет владеть собой, но иногда в его движениях прорывалась жестокость. Он твердо сказал что-то Нине, но до меня не донеслось ни звука, я как будто смотрела немое кино. Она опустила голову, несколько раз тронула веки кончиками пальцев и отрицательно покачала головой.

Мало-помалу ситуация нормализовалась, и семейство, разделившись на небольшие группы, потянулось вверх по склону к вилле в сосновом лесу. Нина общалась с Розарией очень холодно. Розария несла на руках Элену и время от времени целовала ее. Я увидела Джино, который возился с шезлонгами и лежаками, собирал разбросанные игрушки. Я заметила, что он снял со спиц зонтика забытое синее парео и заботливо его сложил. Со стороны дюны примчался мальчик, небрежно схватил парео и тут же побежал обратно.

Время тянулось медленно и печально, подошли выходные. Было жарко, и уже с пятницы в городок сплошным потоком хлынули отдыхающие. Скопище людей нервировало Нину. Она неотступно следила за дочерью, бросалась к ней, как зверь, едва та удалялась на несколько шагов. Встретившись на берегу, мы обменялись короткими приветствиями, перебросились парой слов о ребенке. Я опустилась на колени рядом с девочкой, сказала что-то по поводу ее игры. У нее были красные глаза, на щеке и лбу – пятнышки от комариных укусов. Розария тоже пришла искупаться и сделала вид, будто не заметила меня, но я поздоровалась с ней первой, и она нехотя мне ответила.

Как-то утром я увидела Тонино, Нину и Элену в пляжном баре, они ели там мороженое. Я прошла мимо них к стойке и заказала кофе, но мне показалось, что взрослые даже не заметили меня, поскольку были слишком заняты дочерью. Однако когда я собралась заплатить, бармен сказал, что я ничего не должна: оказывается, Тонино попросил включить мой кофе в свой счет. Я хотела его поблагодарить, но они уже ушли из бара и стояли теперь на берегу, почти не обращая внимания на Элену, потому что ссорились.

Что касается Джино, то я, время от времени поглядывая на него, видела всякий раз одно и то же: делая вид, будто читает учебник, он издали внимательно наблюдал за ними. Народу на пляже все прибавлялось, Нина затерялась среди отдыхающих, и парень окончательно отложил в сторону толстый учебник, позабыв о своем экзамене, вооружился полагавшимся ему по должности биноклем и неотрывно смотрел в него, словно опасаясь приливной волны. Я размышляла не столько о том, что именно он пытался разглядеть своими маленькими темными глазами, усиленными оптическими линзами, сколько о том, что он себе представлял: жаркое послеполуденное время, когда неаполитанское семейство обычно уходит с пляжа, супружеская постель в полумраке, Нина в потных объятиях мужа…

Молодая мать вернулась на пляж ближе к пяти часам вечера, веселая, в сопровождении Тонино, который нес на руках Элену; Джино в отчаянии посмотрел на нее и уткнулся в книгу. Иногда он глядел в мою сторону, но тут же отводил глаза. Оба мы ждали только одного – чтобы выходные поскорее закончились, на пляже наступил покой, муж Нины убрался восвояси, и она снова могла бы с нами общаться.