Читать книгу "Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Кушнир"

В этом контексте меня поразил внешне спокойный Родион, всегда обладавший природным даром не помнить ничего из того, что ему помнить не интересно. В частности — об автостопах и прибалтийских поездках с Майком. И я уже готов был поверить в избирательную способность человеческой памяти, пока… не поинтересовался его мнением относительно Осетинского.

«Я видел этого человека на дне рождения Гребенщикова, — хмуро поведал Родион. — И мне он показался менее убедительным, чем, скажем, наш Игорь Лонский, который учился на физическом факультете, потом — на театральном, и тогда был, конечно, менее состоявшимся. А здесь — московский масштаб, много вина, какие-то отреставрированные иконы, каскадерство в новом фильме… Но Лонский по факту был более убедительным в своей подаче, и поэтому Осетинский не произвел на меня никакого впечатления».

День рождения Гребенщикова, проходивший в его квартире на Алтайской улице, послужил точкой отсчета для дальнейшего развития событий. Потому что уже на следующее утро Осетинский, Майк и музыканты «Аквариума» выехали в Москву, чтобы принять участие в серии творческих вечеров. План этого незаурядного творческого деятеля был красивым и дерзким одновременно.

БГ + Майк + Фан

Фото из архива Константина Моисеева

Под видом встречи с поклонниками (и предполагаемых ответов на записки) Олег Евгеньевич замутил настоящий тур для «Аквариума» и Майка. Он героически протаскивал будущих героев рон-н-ролла на сцену — под видом молодых композиторов, которые якобы писали музыку для его кинофильмов. Со стороны картинка выглядела просто идиллической. Культовый сценарист сидел за журнальным столиком, иногда говорил что-то под музыку «Аквариума», иногда — пил чай из самовара или читал журнал. Все это время перед вышколенной «творческими вечерами» аудиторией по очереди выступали Майк и Гребенщиков, которым доблестно подыгрывали Гаккель, Дюша, Сева и Фагот.

«Мы вместе с Майком в интерьере Олега Евгеньевича отчаянно музицировали, — вспоминал Андрей „Дюша“ Романов. — Концерты проходили весело и при полном аншлаге. Длились они бесконечно долго и, несмотря ни на что, доставляли удовольствие и нам, и публике. Игралось легко, зритель ликовал».

Надо отметить, что именно в этот период Осетинский придумал Майку название для аккомпанирующей группы — «Сладкая N и другие». Состав музыкантов мог мутировать в любую сторону, но название коллектива при этом оставалось неизменным. Как впоследствии заметил Гребенщиков, «в результате группа всегда была не очень сыгранна, но очень дружна».

Московский тур, который не был описан в прессе, стартовал в конце ноября 1980 года. Эти в меру рискованные мероприятия состоялись в кинотеатре «Орленок», зале «Красная Звезда», Театре на Юго-Западе, клубе филофонистов «Диапазон» и в малом зале МХАТа (т. н. «концерт для артистов»). Каким-то чудом в архиве у Галины Флорентьевны сохранился выцветший листок бумаги, на котором слева был обозначен репертуар Гребенщикова, а справа — композиции Науменко.

«В порядок исполнения Мишиных песен рукой Олега в последний момент были внесены изменения, — рассказывала впоследствии Галина Флорентьевна. — Заключает репертуарные списки следующая надпись: „Майк! Это первая главная программа твоей жизни. Повесь ее в туалете, плюнь на нее, начало, смерть, раздача началась. Твой крестный Осетинский, 30 ноября — 1 декабря 1980 года“».

На этих концертах Олег Евгеньевич внимательно наблюдал за выступлениями артистов из-за кулис. И вскоре заметил, что на «Сладкую N», «Пригородный блюз» и Blues de Moscou, публика реагирует активнее, чем на композиции «Аквариума». И накануне перфоманса в Театре на Юго-Западе московский продюсер поменял очередность: Гребенщиков теперь играл в первом отделении, а Науменко — во втором.

«Я сказал о своем решении Борису перед началом концерта, — откровенничал Осетинский спустя много лет. — Гребенщиков побледнел, но удар выдержал и возражать не рискнул. Хотя для него это был жуткий шок. Он ведь никогда не воспринимал Науменко всерьез. Все второе отделение он простоял за колонной, не отводя глаз от нового Майка. Зал ревел, ни на секунду не утихая, минут пять! Майк был растерян, кланялся, оглядывался по сторонам, не веря происходящему».

Дальше начался карнавал, кульминацией которого стала драка между «купцами» — Осетинским и Троицким. Дело было за кулисами, сразу после окончания мероприятия.

«Я помню этот концерт на Юго-Западе, где мы столкнулись с Осетинским, — вспоминал Троицкий. — Мое общение с Майком осложнялось присутствием этого дегенерата, который, зная симпатию Науменко к алкоголю, взял его в оборот очень плотно… Майка очень удивлял такой молниеносный успех, он был совершенно к этому не готов и совершенно к этому не стремился. Все получилось помимо его воли».

Как бы там ни было, два столичных продюсера подрались именно из-за Майка. Еще несколько месяцев назад в это было сложно поверить, но все вышло именно так. Причем со стороны казалось, что Олег Евгеньевич бьется не на жизнь, а на смерть — за свое продюсерское будущее.

Холодное пиво

Фото: Александр Бицкий

«В те времена Осетинский был одним из немногих людей, которые как-то пытались помочь, — рассказывал мне Гребенщиков спустя много лет. — Потом выяснилось, что он больше разговаривает, чем делает. Это — во-первых. А во-вторых, он оказался невероятным хамом. Он культивировал в себе хамство, как метод жизни. Скажем, мне он хамил мало, что-то его удерживало. А вот над Майком действительно измывался. И то, что он, якобы, ставил дикцию мне и Майку, не очень соответствовало действительности. Да, он задался целью сделать из Майка человека, но продолжалось это недолго».

Как бы там ни было, после концерта на Юго-Западе Осетинский вежливо попрощался с Гребенщиковым и увез Науменко к себе домой. Весь следующий день они провели в элитном баре «Жигули» на Калининском проспекте. Два деятеля праздновали заслуженную победу, заедая астраханской воблой ледяное пиво.

В тот момент они даже не подозревали, какая опасность нависла над ними. Как однажды справедливо заметил Майк — против кармы не попрешь. Дело в том, что ему оставалось выступить еще на одном «творческом вечере», который должен был состояться в кинотеатре «Пионер». Но если все предыдущие концерты были защищены от всевозможных неожиданностей бумагами с гербовой печатью, то для этого мероприятия документ сделать не успели. Или просто забыли.

«Последний концерт мы устроили по нашей глупости в самом центре „цековской“ Москвы, в кинотеатре „Пионер“ на Кутузовском проспекте, прямо напротив гнезда Брежнева, — вспоминал подробности Осетинский. — Я вытащил на сцену „падшего ангела со скрипкой“ Сергея Рыженко, классического альтиста, победителя всесоюзного конкурса Андрея Гридчука, актера МХАТа Сергея Колесникова, и т. д… Мой директор Черномордик скупил все билеты на вечерний сеанс, и кассирша была страшно рада, потому что народу обычно приходило один-два человека. Двум бабушкам вернули деньги за билеты, но одна гнида — явно отставной кэгэбэшник — не взял деньги, остался слушать. И через два часа нас всех замели — с подпиской о невыезде! Артистов быстро отпустили, а мне инкриминировали незаконную трудовую деятельность. Было ясно, что это — только повод. Следователь, стуча кулаком по столу, орал: „Дело не в ваших копейках! Нас интересует, что вы там делали с точки зрения политики? Нашли место, где петь, идиоты — прямо напротив дома Брежнева! Вы у меня поедете далеко, лет на пять минимум!“».