Читать книгу "Кривое зеркало - Джиа Толентино"

Суть ситуации очень проста. Нас всех определяют исторические условия, а эти условия создаются мужчинами и для мужчин. Любая женщина, имя которой сохранилось в истории, действовала против мужской власти. До недавнего времени мы смотрели на женщин с мужской перспективы. Но всегда есть способ пересмотреть жизнь женщины на ее собственных условиях.

Вы можете это сделать – и люди давно это сделали – на примере Библии. В Еве можно увидеть не трусливую грешницу, а радикальную искательницу знания. История жены Лота, обернувшейся посмотреть на пылающие Содом и Гоморру и превращенной в соляной столп, становится примером не непокорности, а непропорционального наказания женщин. Сам Лот предложил своих девственных дочерей дикой толпе, а потом стал отцом их детей, когда они жили в пещере. Мои учителя из воскресной школы всегда очень тепло говорили о Лоте. Ему пришлось сделать нелегкий выбор. В живописи его всегда изображают как обычного мужчину, искушаемого юной женской плотью. А ведь его жена всего лишь повернула голову – и ее навечно заковали в соляной столп! Стоит иначе взглянуть и на искусительниц. Далилу представляют хитрой проституткой, выдающей своего любовника филистимлянам. Сегодня же мы видим в ней обычную женщину, которая ищет наслаждения и пытается выжить в сложном мире. С библейской точки зрения, истории этих женщин – предостережение. С точки зрения феминизма, они показывают ограниченность моральных норм, которые требуют от женщин покорности и подчинения. В любой ситуации эти женщины сохраняют свою привлекательность. «Конечно, стерва всегда привлекательна. Это иллюзия освобождения», – пишет в книге «Стерва» 1998 года Элизабет Вурцель. Эта книга стала предвестником мощной волны феминистской культурной критики, которая сегодня считается нормой. Далила, пишет Вурцель, «была символом жизни. Я жила в мире измученных матерей-одиночек, оказавшихся в полной власти мужчин, которые перегружали их работой и недоплачивали им… Никогда в жизни я не встречала женщины, которая смогла бы победить мужчину. До Далилы».

Далила – отличный пример, поскольку обретенная ею власть неотделима от ожидания от нее полной беспомощности. Самсон был гигантом: еще в юности он разорвал льва пополам. Он убил тридцать филистимлян и отдал их одежду своим солдатам. Он убил тысячу человек одной лишь ослиной челюстью. И Далила показалась ему совершенно безопасной. Но она сумела узнать у Самсона секрет его силы, а ночью игриво связала его веревкой. Самсон сказал ей правду: его сила в волосах, которые он никогда не срезает. А потом уснул на ее коленях. Далила же, следуя приказам филистимлян, взялась за нож.

После этого Самсон обрел истинное величие. Филистимляне схватили его, выкололи ему глаза и приковали к жернову, чтоб он молол зерно, как мул. Тем временем они готовились к ритуальному жертвоприношению. Ослабевший Самсон стал молиться Богу, и ему был явлен божественный дар. Самсон сдвинул колонны храма, убив тысячи врагов и отдав собственную жизнь. Так он одержал триумф над злом, отомстил жестоким филистимлянам и их грязной соблазнительнице Далиле, которую Мильтон в поэме «Самсон-борец» называет «блудною тварью». У Мильтона Самсон восклицает: «Но шею сам, обабившись, подставил я под ярмо!.. За поступок, раба достойный, рабством я наказан». Признание в ненависти – это подтверждение ее власти. «Для меня Далила – настоящая звезда», – пишет Вурцель.

Трудные женщины по природе своей порождают проблемы, и проблемы эти почти всегда можно истолковывать как позитивные. Женщины утверждают свое право на власть и активную позицию, которые исторически принадлежали мужчинам. Это история женского зла и женского освобождения одновременно. Чтобы понять последнее, нужно осознать первое: освобождение часто воспринимается как зло. В 1905 году Кристабель Панкхерст положила начало воинственному этапу английского движения суфражисток, когда на политическом митинге плюнула в полицейского и была за это арестована. С того момента Женский социально-политический союз перешел к решительным действиям. Женщины разбивали окна и поджигали дома. О суфражистках писали так, словно они были дикими животными, что лишний раз подчеркивало несправедливость их положения. В 1906 году Daily Mirror с симпатией писала: «А какими еще способами, кроме криков, драки и бунтов, люди получали то, что им было бы приятно назвать своими правами?»

Большинство женских действий, выходящих за рамки абсолютной покорности, всегда подвергались осуждению. (С этим столкнулась даже самая почитаемая женщина в истории, Дева Мария: в Евангелии от Матфея говорится, что Иосиф, узнав о беременности жены, решил развестись с ней.) Но непокорных женщин порой и восхваляли. В 1429 году семнадцатилетняя Жанна д’Арк под влиянием духовных видений убедила дофина Карла поставить ее во главе французской армии. Она повела солдат в бой и сумела вернуть корону французскому королю. В 1430 году ее схватили, а в 1431-м признали виновной в ереси и ношении мужской одежды и сожгли на костре. Но Жанну продолжали восхвалять и в этот момент. Кристина Пизанская, автор «Книги о граде женском», утопической фантазии о воображаемом городе, где уважают женщин, писала, что Жанна – «украшение всего женского рода». Палач, казнивший Жанну, «страшно боялся быть проклятым навеки».

В 1451 году, через 20 лет после казни, Жанна д’Арк была признана добродетельной мученицей. Ее истории – непокорности и добродетели – стали переплетаться. «Спустя пять веков после смерти кем только ее не называли, – пишет Стивен Ричи в книге «Жанна д’Арк: Святой воин» (2003). – Кто-то видел в ней демоническую фанатичку, кто-то – духовного мистика. Она представлялась трагической игрушкой в руках власть имущих, создателем и иконой современного популярного национализма, обожаемой героиней, святой». Жанну любили и ненавидели за одни и те же поступки, одни и те же черты… В 1920 году ее канонизировали, и она присоединилась к женщинам, претерпевшим мученичество за свою чистоту, – святой Люсии, святой Цецилии, святой Агате. Точно так же сегодня мы канонизируем святых поп-культуры, претерпевших мученичество за свой грех.

Переписывание женской истории неизбежно заставляет нас иметь дело с мужскими правилами, которые прежде ее определяли. Чтобы спорить с идеологией, ее нужно признать и озвучить. И в ходе этого вы можете неосознанно укрепить позиции своих противников. Эта проблема постоянно меня мучит. Она определяет журналистику в эпоху Трампа: когда вы пишете статью, выступая против чего-либо, то тем самым укрепляете это, предоставляя ему время и пространство, попросту уделяя внимание.

В 2016 году Сэди Дойл опубликовала книгу «Женщина-катастрофа: Мы их ненавидим, высмеиваем и боимся – и почему». В книге анализируется жизнь и публичный нарратив известных трудных женщин нашего времени: Бритни Спирс, Эми Уайнхаус, Линдси Лохан, Уитни Хьюстон, Пэрис Хилтон. Кроме того, там немало исторических примеров – Сильвия Плат, Шарлотта Бронте, Мэри Уолстонкрафт. Как пишет журнал Kirkus, это «глубокий, вдумчивый анализ», а журнал Elle называет книгу «невероятно ярким рассуждением, с которым нужно ознакомиться всем». Подзаголовок книги отражает внутреннюю неопределенность, порождающую двойственность феминистического дискурса. Кто такие «мы», ненавидящие, высмеивающие и боящиеся таких женщин? Это читатели Дойл? Или феминистки, писатели и читатели, обязаны принять на себя ответственность за всю ненависть, страх и издевательства, порожденные другими людьми?