Читать книгу "Легаты печатей - Андрей Валентинов"

– По делу…

Любовь Васильевна на бановую биксу, сиречь «шлюху вокзальную», не обиделась. Встала, раздернула шторы пошире, чтоб свет не застили.

– Да-да, конечно. Нам нужно решить… Тир приватизирован вами. Вы завещали его Даниилу Романовичу. Я желаю вам сто двадцать лет жизни, но в случае чего могут возникнуть проблемы. Ваш внук, Кондратьев Петр Михайлович, имеет на тир свои виды. Он приходил к Артуру – дважды. Состоялся серьезный разговор. У вас очень упрямый внук, знаете ли…

Петр Леонидович вздохнул в ответ. Кто мог ожидать, что малыш Пэн станет головной болью? Даже хуже – но грех сравнивать собственного внука с геморроем!

– Мы не собираемся… э-э… травить его собаку. Но поймите и нас, Петр Леонидович!

Мадам Кали на миг стала прежней: боевой «хомячкой» без излишней мокроты в глазах. Старик кивнул с одобрением. Хлюзду на палочке возят!

– Проблемы? Решайте. Но собаку… Собаку не трогать!

– Хорошо. Решим.

Любовь Васильевна сжала тонкие губы, задумалась.

– Дело, к сожалению, не в одном вашем внуке. Отвадить лоха – не вопрос. Вопрос, собственно, в Данииле Романовиче.

Старик вновь изумленно моргнул. Данька-то чем не угодил? Последние годы ушастая при виде тирмена Архангельского только что не мурлыкала.

– Не понимаете, дядя Петя? – Калинецкая вздохнула, села на край кровати.

Кондратьев отметил «дядю Петю». Вслух же честно констатировал:

– Нет.

– К Дане… К Даниилу Романовичу я отношусь… Да вы и сами все видите, Петр Леонидович, что я вам объясняю! Если бы не Боба, которого я никогда не предам, не оставлю… Ах, если бы не годы… Но, извините, сопли к делу не пришьешь! В нашем парке – две… каморры: наша и ваша. Интерес поделен, дела решаются по понятиям. Меня… Нас с Бобой такой расклад устраивает. Не то чтобы слишком, но устраивает. Это на сегодняшний день.

Ушастая ждала ответа. Старик промолчал, лишь кивнул: ясно.

На сегодняшний день.

Что день грядущий нам готовит?

– Петр Леонидович! Не хотелось бы сейчас… вы больны, вам надо набираться сил… Но если вас не станет, все изменится. Даня – идеальный… друг. Отличный подчиненный. Но возраст, воспитание… Мы – свои люди, но может приехать чужой. Не местный. Серьезный человек без предрассудков. Он не захочет иметь дело со вчерашним ребенком. В случае конфликта тир должен прикрывать мужик! Настоящий! Такой, у которого татуировка на…

Осеклась, сглотнула. Кончики ушей залились краской.

– На запястье, – спокойно подсказал старик.

– Не на запястье!

Калинецкая с гневом махнула сжатым кулачком. Ярко блеснул аметист, камень-оберег, лучшая защита от дурной энергетики, морщин и веснушек.

– Мужик, способный уронить мне на голову люстру! Рядом с которым по-настоящему страшно. Утес, каменная стена!.. Иначе начнутся вопросы, а потом – разборки.

«Разборки? На здоровье!» – чуть не брякнул старик, но вовремя успел прикусить язык. Охота на тирмена немногим безопаснее львиного рва, куда угодил Данькин тезка.

Не для рыцаря Дамы, понятно.

– Насчет Даниила Романовича не беспокойтесь, – произнес он вслух. – Если понадобится, будет люстра. В лучшем виде.

На всякий случай Кондратьев покосился на потолок. Как тут у нас с освещением? Абажурчик, конечно, легонький…

– Когда вы рядом, я не сомневаюсь в этом, Петр Леонидович. Но вы не всегда будете рядом с Даней…

– Не всегда. Но к люстре мое присутствие отношения не имеет. В случае чего упадет за милую душу. Так и запомните.

Ушастая повела плечиком: не поверила, видать. Но спорить не стала. Вновь подошла к окну, с минуту молчала, глядя в больничный двор.

– Ладно. Раз вы говорите, я соглашаюсь. И с внуком вашим… Начнет артачиться, тир ему купим. Пусть играется в песочке. Ерунда, суета сует…

Она опустила голову, сделала глубокий вдох. Словно в горную реку собралась прыгнуть.

– Дядя Петя! Родной! Не оставляйте!..

Легкий стук: это гордая мадам Кали упала на колени.

От неожиданности старик вскочил. Получилось ловко, тело будто забыло о болезни. Правда, тело быстро спохватилось, потянуло назад, но Петр Леонидович успел схватиться безотказной левой за спинку кровати. Несколько секунд так и стояли – костлявый худой тирмен в казенном халате и женщина в дорогом платье, с аметистовым браслетом. Он – держась за кровать; она – на коленях, упираясь ладонью правой руки в линолеум пола.

– Люба! Да что вы, в самом… Встаньте! Немедленно!

Тело капитулировало. Петр Леонидович неловко присел обратно, чуть не завалился набок. Любовь Васильевна мигом оказалась рядом. Протянула руку, кончиками пальцев коснулась халата:

– Аватар!..

В этот момент Петр Леонидович горько пожалел об Адмирале Канарисе, психе привычном, управляемом, почти ручном. Потом вспомнил бетонный «минус третий». Дурдом? Если бы! Наше кунг-фу ихнего посильнее будет. А он еще сетовал на Великую Даму! Помереть – и без такого цирка?

…А если ушастая кусаться начнет? Тимура кликнуть, что ли? Со смирительной рубашкой?

– Аватар, – твердо и четко повторила Калинецкая, ничуть не смущаясь. – Давно поняла, просто сказать боялась. Теперь не боюсь! Вы – махатма Ашваткабр!

Петр Леонидович качнул седым «ежиком», указательным пальцем потянулся к носу. Привычка, оставшаяся в наследство от маленького Пьеро. Думать помогает. Только о чем тут думать? Махатма, значит, Ашваткабр. Макабр! И смешно, и грустно. «И обмануться страшно, и перечить жаль: небось не каждый день – вообразите кадр!..» Кто поет? Щербаков? Да, Михаил Щербаков. «Маячит рядом этакая флеш-рояль и приглашает на данс-макабр…»

Эзотерики тетке захотелось!

Трагедия, повторяясь, превращалась в фарс.

– Не отставляйте меня, Петр Леонидович! Я… Я очень виновата. Пыталась вам угрожать, спорила… Но я же не знала, не могла знать! У меня и образования-то никакого нет, ПТУ не закончила…

Оставалось решать вопрос по отработанной методике – частями. Как слона в лифте подымают.

– Сядьте, Люба. Вот стул.

Ушастая подчинилась без особой охоты. Кажется, на коленях ей было удобнее.

– Допустим, аватар, – как можно мягче сказал старик. – Случается, хоть и редко. И что? Может, лучше про реактор? Про любимый… э-э… лунный трактор?

Язык мой – враг мой. Впрочем, Петру Леонидовичу до смерти надоело сохранять серьезность. Как там у оптимиста Брамса: «Весело схожу я в могилу»? Самое страшное осталось позади, среди бетонных стен подземелья-призрака. И славно! Ну что, ушастая, не слишком обиделась?

Вообще не обиделась. Кивнула на полном серьезе: