Читать книгу "Буря мечей - Джордж Мартин"

— Сноу, — сказала птица, подняв глаза на Джона. — Сноу, Сноу, — повторил ворон, расправил крылья и улетел.

Одинокий всадник выехал из лагеря и двинулся навстречу Джону. Не Манс ли это хочет провести переговоры на ничейной земле? Это облегчило бы дело, хотя легким оно все равно не будет. Но вскоре Джон разглядел, что всадник мал ростом и тучен, разглядел золотые браслеты у него на руках и белую бороду, ниспадающую на широкую грудь.

— Хар-р! — прогремел Тормунд, когда они встретились. — Джон Сноу, ворона. Я уж боялся, мы тебя больше не увидим.

— Не знал, что ты способен чего-то бояться, Тормунд.

— Хорошо сказано, парень, — усмехнулся одичалый. — Я вижу, на тебе снова черный плащ. Мансу это не понравится. Если ты вздумал опять сменить шкуру, полезай лучше обратно на свою Стену.

— Меня прислали для переговоров с Королем за Стеной.

— Переговоры! — засмеялся Тормунд. — Ну и словечко, хар-р! Манс хотел потолковать с вами, это верно, вот только не знаю, захочет ли он говорить с тобой.

— Однако послали именно меня.

— Да уж вижу. Ладно. Хочешь сесть со мной на коня?

— Лучше пойду пешком.

— Задали вы нам жару, ты и твои братья. — Тормунд повернул своего лохматого конька обратно к лагерю. — Отдаю вам должное. Двести наших и дюжина великанов убиты. Сам Мег вошел в эти ваши ворота, да так и не вернулся.

— Он погиб от меча храбреца по имени Донал Нойе.

— Да ну? Он что, лорд был, этот Нойе? Один из ваших рыцарей в блестящих стальных подштанниках?

— Он был кузнец, притом однорукий.

— Однорукий кузнец убил Мега Могучего? Хар-р! Хотел бы я поглядеть на их бой. Манс сложит об этом песню, вот увидишь. — Тормунд снял с седла кожаный мех и откупорил его. — Давай-ка погреемся малость. За Донала Нойе и Мега Могучего. — Он хлебнул и протянул мех Джону.

— За Донала Нойе и Мега Могучего. — В мехе был мед, да такой крепкий, что у Джона заслезились глаза, в носу защипало, а в груди разлился огонь. Хорошо было согреться после ледовой камеры и долгого спуска в клети.

Тормунд забрал мех у Джона, хлебнул еще раз и вытер рот.

— Магнар теннов клялся, что откроет нам ворота и мы пройдем в них с песнями. Всю Стену хвастался свалить.

— Часть ее в самом деле свалилась — ему на голову.

— Хар-р! Ну, я Стира всегда недолюбливал. Когда у человека нет ни бороды, ни волос, ни ушей, его не за что ухватить во время драки. — Тормунд заставлял коня идти медленным шагом, чтобы прихрамывающий Джон мог поспеть за ним. — Что приключилось с твоей ногой?

— Стрела. Думаю, ее послала Игритт.

— Вот эта женщина — в самый раз для тебя. Нынче она тебя целует, а завтра начиняет стрелами.

— Она умерла.

— Да ну? — Тормунд печально покачал головой. — Жаль, жаль. Будь я на десять лет моложе, я бы сам ее украл. Какие волосы! Ну, жаркий огонь и сгорает рано. — Он снова выпил и передал мех Джону. — За Игритт, награжденную поцелуем огня!

— За Игритт, награжденную поцелуем огня.

— Это ты ее убил?

— Мой брат. — Джон так и не узнал, который, и надеялся, что никогда не узнает.

— Проклятые вороны, — как-то даже ласково проворчал Тормунд. — Длинное Копье украл мою дочку, Мунду, мое осеннее яблочко. Прямо из палатки, из-под носу у четверых ее братьев. Торегг, большой олух, все проспал, а Торвинд… ну, не зря ведь его прозвали Смирным. Зато младшенькие задали парню трепку.

— А Мунда?

— Она — моя кровь, — гордо произнес Тормунд. — Она разбила ему губу, откусила половину уха и, как говорят, так расцарапала ему спину, что он плащ надеть не мог. Однако он пришелся ей по нраву — оно и понятно. Ты сам знаешь, что копья у него сроду не было — откуда же, по-твоему, он получил прозвище? Хар-р!

Джон, вопреки всему, не удержался от смеха. Игритт была привязана к Рику Длинное Копье. Джон от души желал ему счастья с дочерью Тормунда. Каждый человек должен быть счастлив, хотя бы немного.

«Ничего ты не знаешь, Джон Сноу», — сказала бы Игритт, но Джон знал, что скоро умрет. «Все люди умирают, — сказал ее голос у него в голове, — и все живые твари, плавают они, летают или бегают. Не важно, когда ты умрешь, — важно как, Джон Сноу». «Легко тебе говорить, — подумал Джон. — Ты погибла в бою, штурмуя вражеский замок, а я умру смертью предателя и убийцы.

И смерть эта не будет легкой, если Манс не прикончит меня своим мечом».

Они уже вступили в лагерь одичалых, и их окружила обычная мешанина палаток, костров и отхожих ям. Дети и козы разгуливали на свободе, в лесу блеяли овцы, на кольях сушились лошадиные шкуры. Ни порядка, ни оборонительных мер, но люди и животные так и кишат повсюду.

На каждого, кто не обращал на Джона внимания, приходилось десять таких, которые бросали свои дела и смотрели на него. Дети у костров, старухи на нартах, пещерные жители с раскрашенными лицами, лазутчики с нарисованными на щитах когтями, змеями и отрубленными головами — все провожали его взглядом. Были среди них и копьеносицы, чьи длинные волосы шевелил пахнущий сосной ветер.

Настоящих холмов здесь не было, но белый шатер Манса стоял на каменистом пригорке у самой опушки леса. Король ждал снаружи, и его потрепанный, черный с красным плащ развевался по ветру. Рядом с ним Джон увидел Харму Собачью Голову, вернувшуюся из своих вылазок вдоль Стены, и Варамира Шестишкурого со своими волками и сумеречным котом.

Увидев, кого прислал Дозор, Харма плюнула, а один из волков Варамира оскалился и зарычал.

— Ты либо очень смел, либо очень глуп, Джон Сноу, — сказал Манс, — если возвращаешься сюда в черном плаще.

— В чем еще мог прийти брат Ночного Дозора?

— Убей его, — посоветовала Харма. — Отошли его труп назад в их клетке и скажи, чтобы они прислали кого-нибудь другого. Его голову я надену на древко своего знамени: предатель ничем не лучше собаки.

— Я говорил тебе, что он притворщик. — Голос Варамира был мягок, но его сумеречный кот плотоядно глядел на Джона своими узкими серыми глазами. — От него всегда плохо пахло.

— Убери когти, зверюга. — Тормунд Великанья Смерть соскочил с коня. — Парень пришел сюда с миром. Если поднимешь на него лапу, я наконец-то справлю себе желанный плащ из кошачьей шкуры.

— Тормунд Любитель Ворон, — фыркнул Харма. — Нечего грозиться попусту, старик.

Колдун, серолицый, сутулый и лысый, похожий на мышь, но с волчьими глазами, сказал Джону:

— Когда конь объезжен, на нем может скакать любой. Когда зверь соединяется с человеком, любой оборотень может войти в него и управлять им. Орелл, живущий в своем орле, стал слаб, и я взял птицу себе. Но переселение — это палка о двух концах. Орелл сейчас сидит во мне и шепчет о том, как тебя ненавидит. А я могу парить над Стеной и видеть орлиными глазами.