Читать книгу "Лачуга должника и другие сказки для умных - Вадим Шефнер"

Увы, подобные сведения стали поступать и из других стран и материков земного шара, в том числе и из цивилизованных европейских государств. Правда, пока что это были лишь единичные случаи, но во многих газетах появились статьи, авторы которых предсказывали, что приближается эра всеобщего людоедства, и есть только один способ предотвратить это бедствие: людям надо срочно отказаться от пищи небесной и вернуться в минувшее, к пище земной. Участвовали в этой антилюдоедской кампании не только газетчики, но и видные ученые, а также представители различных религиозных общин. Что касается Матвея, то его позиция в этом вопросе была для меня неясна. Хоть он был подавлен свалившимися на него бедами, но газеты все-таки читал и был в курсе мировых событий, однако мнения своего о них не высказывал. Да и вообще он стал очень молчалив, и лишь по некоторым его горестным репликам можно было догадаться, что в душе его происходит сложная, трудная работа, что для него настала пора переоценки ценностей.

После гибели сына и жены Матвей со всеми, кроме меня и Зои, перестал общаться, никого из посторонних не допускал в свою квартиру и покидал ее только ради поездок на Восточное кладбище, где были похоронены Надежда Алексеевна и Саша. Я каждый раз сопровождал его. Должен признаться, что, несмотря на наши дружеские отношения, я чувствовал, что охотнее он ездил бы туда один. Из деликатности он не говорил мне этого, я же, скрепя сердце, навязывался в попутчики для того, чтобы прийти ему на помощь, если возникнет какая-нибудь неприятная для него ситуация. Ведь теперь население Земли состояло не только из его поклонников, теперь у него появилось немало врагов, в том числе и в его родном Питере. Но пока что эти грустные поездки оканчивались без всяких нежелательных происшествий.

…В тот ясный весенний день мы с утра заказали такси и поехали на Восточное. Шофер был рад и горд, что везет такого знаменитого пассажира, и когда мы подъехали к кладбищу, отказался брать плату за проезд.

– Матвей Васильевич, ведь я на вашем даровом небесном снабженьи состою, тут такая экономия получается, что стыдно мне с вас деньги брать! – радостно заявил он.

Матвей прямо-таки насильно всучил ему десятку, а затем мы подошли к цветочному киоску. Продавщица, разумеется, сразу же узнала, кто ее покупатель, и из всех цветов, что у нее были, старательно выбрала самые лучшие. Букет получился отличный, а цену она назвала совсем мизерную. Матвей хотел вручить ей более крупную сумму, но она отказалась от добавки: «Мы с мужем, Матвей Васильевич, вашей небесной пищей питаемся, мне бы с вас ни копейки брать не надо, да на сына денежки нужны, обувать-одевать его надо», – с грустью в голосе молвила эта пожилая женщина.

– Он инвалид? – неосторожно поинтересовался я.

– Можно считать, что инвалид… Он здоровяк был, работящий был, да, видно, сознательности ему не хватило: не пошла ему впрок пища небесная. Сперва для поднятия аппетита стал во сне по рюмочке выпивать, потом и вовсе алкашом стал, уже год как из кооператива его уволили… Пьет напропалую… Стыдно мне за него перед вами, Матвей Васильевич!..

– А мне за себя стыдно, простите меня! – тихо произнес Матвей, и мы молча пошли к кладбищенским воротам. Я чувствовал себя очень неловко: ведь это я своим ненужным вопросом спровоцировал цветочницу на ее откровенный, но такой неприятный для моего друга разговор.

А впереди Матвея в этот день ждали новые неприятности. Возвращаясь с кладбища, мы долго шли по Восточному проспекту и никак не могли поймать такси; в общественном транспорте Матвей старался не ездить – не из пижонства, конечно, а потому, что в нем все к нему с расспросами, с разговорами приставали. И вот идем мы по тротуару мимо скверика, а там на скамейке сидят спиной к нам три подростка, и один из них наяривает на гитаре и поет нетрезвым голосом:

Маньку я завел в кладовку, Отнял шапку-утюговку; Или, Манька, голодай, Или ты мне голо дай!

Едва он допел этот куплет, как оба его дружка заорали пьяными голосами:

Утюгов, Утюгов, Ты достоин матюгов: В снах ты водкой поишь нас, А девчонок не припас!

Мы ускорили шаг, чтобы скорее миновать эту певучую компанию и долго шли, не говоря ни слова. Потом, дойдя до трамвайной остановки, решили ждать трамвая; такси, видно, не поймать, левака тоже, а пешком нам до дома не дойти. Когда трамвай подошел к безлюдной в этот час остановке, Матвей на самый лоб надвинул свою широкополую шляпу, сжался, съежился, чтобы его никто не узнал, и, войдя в полупустой вагон, согнувшись в три погибели, сел у окна возле двери; я занял место рядом с ним. Перед нами, спиной к нам, сидели два пассажира, и нам невольно пришлось слушать их разговор. Оба ругали какую-то Тамарку, которая еще недавно была человек как человек, а теперь «шапчонку-утюговку с себя не снимает, все пьет и пьет, совсем одурела». Затем оба стали осуждать какого-то Тольку-завлаба, который хвалится, что в своих съедобных снах неугодными ему сотрудниками питается, и которого «в рабочее время уже с год никто трезвым не видел». После этого собеседники начали толковать о своих домашних делах: один из них признался, что его дочка Лидка «во сне попивать стала»; другой сообщил, что его сын Борька «сперва во сне шоколадом обжирался, а теперь от него иногда чем-то вроде шампанского попахивает». Оба дружно осуждали всех пьющих, однако сами были явно «под мухой», говорили сбивчиво, с хрипотцой, и хоть сидели спинами к нам, но с их стороны веяло густым спиртным запахом. Я отлично понимал, что Матвею тошно слушать эту дружескую беседу, и тихо сказал ему, что хорошо бы нам покинуть трамвай, не дожидаясь нашей остановки, и пройтись до его дома пешком, – ведь ходьба очень полезна для здоровья. Он согласился со мной очень охотно, несмотря на то, что питерская погода ухе успела перемениться к худшему, небо потемнело, и нетрудно было догадаться, что скоро пойдет дождь. И, действительно, едва мы вышли из вагона – сразу под дождик угодили. Однако Матвей был даже рад этому: при такой погоде люди не вглядываются в лица встречных, и есть надежда, что никто его не узнает, не остановит, не заведет с ним разговора. И на самом деле, никому ни до кого под этим дождем дела не было, он все усиливался, превращаясь в ливень. Жалея, что не догадались взять с собой зонты, мы, чтобы не промокнуть насквозь, забежали в ближайшую подворотню. Там, тоже пережидая дождь, стоял старик с аккуратной бородкой. На нас он внимания не обратил: он держал возле правого уха малюсенький транзистор и слушал залихватскую песенку:

Обленились грибники, В лес шагать им не с руки, Погрузись в съедобный сон, Жрут грибы в любой сезон…

Вскоре старику, видать, надоела эта халтура, он сердито сплюнул и переключил приемник на другую станцию. Мы услышали строгий голос диктора: «космический алкоголизм уже не одну жизнь унес, но теперь, помимо все усиливающейся алкоголизации, новая опасность нависла над человечеством. Среди населения нашей планеты все чаще обнаруживаются случаи реального людоедства. Некоторые земляне, привыкнув в своих съедобных снах тайно питаться своими, вызывающими у них зависть удачливыми сослуживцами, соперниками на любовном фронте и прочими ненавистными им людьми, затем наяву переходят к уголовным людоедским действиям. Чтобы не быть голословным…»