Читать книгу "Возрождение - Уильям Джеймс Дюрант"

он всегда был прав (но только однажды), он считал, что Бог должен быть на его стороне, придавая большую силу его руке; он молился Богу о помощи в своих убийствах и отдавал Ему должное за свой успех. Однако когда Бог не ответил на его молитвы и не помог ему найти потерянную любовь Анжелику, он обратился за дополнительной помощью к дьяволам. Сицилийский колдун привел его ночью в пустынный Колизей, начертил на земле магический круг, зажег костер, окропил пламя благовониями и с помощью древнееврейских, греческих и латинских заклинаний призвал демонов. Бенвенуто был уверен, что перед ним восстали сотни призраков, и, что они предсказывают ему скорое воссоединение с Анжеликой. Он вернулся в свой дом и провел остаток ночи, видя чертей.43

Когда императорская армия взяла Рим, Челлини бежал в замок Сант-Анджело и служил там стрелком; по его словам, именно один из его выстрелов убил герцога Бурбона, и именно его меткая стрельба удержала осаждающих на расстоянии от замка, что спасло Папу, кардиналов и Бенвенуто. Мы не знаем, насколько это правда; но у нас есть сведения о том, что, когда Климент вернулся в Рим, он сделал Челлини булавоносцем с жалованьем в 200 крон ($2500?) в год и сказал: «Если бы я был богатым императором, я бы дал Бенвенуто столько земли, сколько могли бы охватить мои глаза; но, будучи сейчас лишь нуждающимся банкротом, я, во всяком случае, дам ему достаточно хлеба, чтобы удовлетворить его потребности».44

Павел III продолжил покровительство Климента. Вероятно, преувеличивая по своему усмотрению, Челлини приводит слова Павла, сказанные одному из тех, кто протестовал против его снисходительности к художнику: «Знайте, что такие люди, как Бенвенуто, уникальные в своей профессии, стоят выше закона; и тем более тот, кто получил провокацию, о которой я слышал».45 Но сын Павла Пьерлуиджи, такой же безрассудный плут, как и сам Бенвенуто, настроил Папу против художника. Даже искусство Челлини оказалось недостаточным, чтобы преодолеть такое влияние, и в 1537 году он оставил свою мастерскую в Риме и отправился во Францию. По дороге он был очень приятно встречен Бембо в Падуе, сделал его небольшой портрет, а в ответ получил лошадей для себя и двух своих спутников. Они сели на лошадей, спустились по Гризону и через Цюрих, Лозанну, Женеву и Лион добрались до Парижа. Там Бенвенуто тоже нашел врагов. Джованни де Росси, флорентийский живописец, не хотел больше соперничать за деньги короля, он создавал трудности на пути новичка, и когда наконец Челлини добрался до Франциска, он обнаружил, что тот неразрывно связан войной. Охваченный тоской по дому, он снова перебрался через Альпы, совершил паломничество в Лорето и через Апеннины добрался до Рима. К своему ужасу, он обнаружил, что Пьерлуиджи обвинил его в растрате папских драгоценностей. Его бросили в тот самый Кастелло, который он помог спасти, и несколько месяцев держали в заточении. Он бежал, но при этом сломал ногу; схваченный, он был заключен в подземную темницу на два года. Его освободили по просьбе Франциска I, который теперь срочно требовал его услуг во Франции. Он снова перебрался через Альпы (1540).

Он нашел короля и двор в Фонтане Белио, то есть Фонтенбло, был тепло принят и получил замок в Париже для своей мастерской и дома. Когда обитатели замка отказались покинуть его, он изгнал их силой. Французам не нравились его манеры и язык, а госпожа д'Этамп, любовница короля, возмущалась отсутствием учтивости Челлини по отношению к ее высокому сословию. Услышав, как он выбрасывает из окон замка мебель жильцов, которых он лишил собственности, она предупредила Франциска, что «этот дьявол в один прекрасный день разграбит Париж».46 Веселому монарху понравилась эта история, он простил Челлини насилие за его артистизм и платил ему 700 крон в год (8750 долларов?), еще 500 на расходы по поездке из Рима и обещал дополнительную сумму за каждое произведение искусства, которое Челлини должен был для него изготовить. Бенвенуто с гордостью узнал, что это были те же условия, что и у Леонардо двадцать четыре года назад.47

Один из лишенных собственности жильцов подал на него в суд по обвинению в краже некоторых вещей. Суд принял решение не в пользу Челлини. Он отменил решение суда в своей поразительной манере:

Когда я понял, что мое дело несправедливо проиграно, я прибегнул для защиты к большому кинжалу, который носил с собой, ибо мне всегда нравилось хранить прекрасное оружие. Первым, на кого я напал, был истец, который подал на меня в суд; однажды вечером я так сильно ранил его в ноги и руки, стараясь, однако, не убить его, что лишил его возможности пользоваться обеими ногами.48

Судя по всему, истец не стал настаивать на своем, и Челлини смог направить свои силы на другие цели. В его парижской студии была «бедная молодая девушка Катерина; я держу ее главным образом ради моего искусства, поскольку не могу обойтись без модели; но, будучи также мужчиной, я использовал ее для своего удовольствия».49 Однако Катерина, уступая ему в щедрости, спала также с его помощником, Паголо Миккери. Бенвенуто, узнав об этом, бил ее до изнеможения. Его служанка Роберта упрекнула его за столь жестокое наказание за столь обычный инцидент; разве он не знал, что «во Франции нет ни одного мужа без рогов»? На следующий день он снова выслушал Катерину, «во время чего произошло несколько любовных развлечений; и наконец, в тот же час, что и в предыдущий день, она раздражила меня до такой степени, что я дал ей ту же взбучку». Так мы продолжали несколько дней, повторяя один и тот же раунд….. Тем временем я закончил свою работу в стиле, который сделал мне величайшую честь».50 Другая модель, Жанна, подарила ему дочь; он выделил матери приданое, «и с тех пор я больше не имел с ней ничего общего».51 Впоследствии ребенок был задушен своей кормилицей.

Франциск терпеливо сносил все эти беззакония, но в конце концов у Бенвенуто появилось столько врагов в Париже, что он попросил у короля разрешения посетить Италию. Согласия не последовало, но Челлини взял французский отпуск и после тяжелого путешествия оказался в родной Флоренции (1545). Там он показал лучшие стороны своей натуры, внося материальный вклад в содержание своей сестры и ее шести дочерей. Козимо показался ему менее открытым, чем Франциск. У него