Читать книгу "Маг крестоносец - Кристофер Сташеф"

Хаким приковал его к веслу пятифутовой цепью и сказал:

— Греби, как гребут другие, и тогда, когда они гребут, а не то получишь веслом по шее!

С этими словами, полными сочувствия и ободрения, он удалился по проходу между скамьями, на ходу низко пригибаясь, поскольку до потолка было всего-то четыре фута. Вскоре Хаким, выбравшись на палубу через люк, исчез в мире, наполненном солнцем и свежим воздухом.

Мэт подумал о том, что капитану следовало бы освоить кое-какие принципы приточно-вытяжной вентиляции, и стал гадать, так ли мерзко он будет пахнуть, как остальные гребцы, к тому времени, когда галера доберется до Порт-Саида? Он огляделся по сторонам, различил в полумраке людские силуэты. «Неужели, — подумал он, — такие здоровяки, как эти гребцы, могут терпеть такое унижение?»

А потом взгляд его вдруг встретился со взглядом пары светящихся желтоватых глаз, и в трещинку в борту корабля скользнуло стройное коричневое тельце.

— Уж мог бы придумать способ поудобнее, чтобы двигаться на восток, — ворчливо проговорила Балкис, а когда Мэт встревоженно посмотрел на окружавших его со всех сторон рабов, добавила:

— Не бойся, я их усыпила, да и не слишком-то сильно они нуждались в моей помощи.

Мэт решил, что ему досталась очень способная ученица.

— Не можешь разговаривать? — встревоженно осведомилась кошка.

Мэт покачал головой и издал несколько воющих звуков, дабы подтвердить, что это так и есть.

— Это не очень хорошо, — недовольно поежилась кошка. — Ну а интересно ли тебе, куда направились те, у кого ты был в плену?

Мэт кивнул, и глаза его сверкнули в полумраке при мысли об отмщении.

Глава 7

— Они ушли, каждый своей дорогой, — сообщила Балкис. — Когда они пришли в таверну, иноземец отдал верзиле половину денег, полученных от капитана, и теперь эти денежки наверняка преобразились в эль, который этот мерзавец залил себе в глотку.

Мэт согласно кивнул. Такой тип людей был ему хорошо знаком. Но вот что за прошлое было у этой кошки? Он вопросительно вздернул брови.

— Иноземец долго пробирался по закоулкам, пока не нашел какой-то подвальчик. Он постучал в дверь, произнес несколько слов на своем дурацком языке, и его впустили, — продолжала Балкис. — Пока дверь не захлопнулась за ним, я успела услышать за ней мужские голоса, что-то нестройно, но торжественно распевавшие. Я проскользнула в щель между досками, спустилась по ступенькам и очутилась в чем-то наподобие языческого храма, тускло освещенного плошками с крошечными фитильками. Ну, то есть я так подумала, что это храм, но идола я там никакого не увидела, а увидела только нишу вроде пещерки в дальней стене, куда не падал свет. Там было черно, как самой темной ночью. А люди, которые там собрались, все-таки не молились, обратившись к этой нише. И вообще, все они были очень странные. Трое из них были в темно-синих балахонах, на одном был высоченный колпак, а у двоих головы были повязаны. Позади них я разглядела еще с десяток человек, стоявших на коленях. Одни из них выглядели упитанными и процветающими, другие — тощими и нищими, одни — грубыми, другие — изнеженными, у одних руки были мягкие, у других натруженные. Большинство из них, как мне показалось, были матросами или когда-то ими были. Почти все были похожи на капитана этого корабля и того иноземца, что продал тебя ему.

Мэт скривился. Судя по рассказу Балкис, выходило, что верховный жрец варваров ухитрился открыть филиал языческого святилища в Меровенсе, и это Мэту вовсе не пришлось по сердцу.

Корабль качнулся, рабы проснулись, Балкис проворно ретировалась. По проходу зашагал надсмотрщик, нещадно размахивая бичом и хлеща им по спинам рабов. Бич хлестал не так сильно, чтобы нанести серьезные телесные повреждения, но все же боль от удара оказалась немалой.

Мэт схватил весло и распрямился, кривясь от боли, и постарался вложить всю распиравшую его злость в греблю. Он мысленно дал себе клятву, что в один прекрасный день непременно разукрасит спину надсмотрщика собственной плеткой.

Забил барабан, и рабы начали выкрикивать в лад, налегая на весла на счет. Мэт изо всех старался подражать им, но поначалу сбивался с ритма, и его весло то и дело билось о чужие весла. Оно то выскальзывало из его пальцев, то утыкалось ему в живот. Ругаясь на чем свет стоит, насколько это могло у него получаться без согласных звуков, он ухватился за весло как можно крепче и стал заставлять себя наклоняться вперед и откидываться назад в такт с остальными гребцами.

Корабль медленно отвалил от пристани. Как только он вышел в открытое море, гребцы заработали веслами более энергично. Мэт начал задыхаться и подумал о том, что слишком легкомысленно поступил, отдавшись в рабство.

Галера плыла по вечернему морю, направляясь на юго-восток, а Мэт утешал себя мыслью о том, что он по крайней мере может не опасаться засад и коварных убийц, потому что никому не пришло бы в голову разыскивать его среди галерных рабов.

* * *

Тафа ибн Дауд скакал во главе войска, затмевавшего собой равнину. Он ехал не под балдахином, который бы обозначал его высокий титул. Титул его был отмечен исключительно боевым штандартом. Впереди него ехали не музыканты с трубами и арфами, а всего двое барабанщиков с барабаном, подвешенным на ремнях между двумя конями. Стуча в барабан, они задавали ритм скачущему войску. Трубач, правда, ехал неподалеку, готовый протрубить сигнал, если бы в том возникла потребность. Одет Тафа был богато, но не в парчу или еще какую-нибудь роскошную ткань. Его платье и тюрбан были сотканы из тончайшего хлопка, выкрашенного пурпуром, добываемым из раковин морского моллюска мурекса, но они были надеты поверх простой солдатской формы. Тем самым он был защищен от палящего солнца, но при этом готов к тому, чтобы выдержать тяготы сражения. Единственным признаком высокого титула Тафы ибн Дауда была белоснежная кобыла. Взглянув на нее, всякий понимал, что это скачет не кто-нибудь, а сам эмир.

Это было очень важно для других эмиров. Отыскав взглядом белую кобылицу, они всегда могли увидеть, куда послать гонцов за приказами во время боя. Каждый из эмиров возглавлял собственное войско, все они скакали посреди воинов. Тафу они избрали предводителем без малейших колебаний. Несмотря на то что ему не исполнилось и тридцати лет, он успел доказать, что является гениальным полководцем. Но если бы ему после победного завершения войны пришло в голову воспользоваться своим положением, другие эмиры сумели бы побороть такие настроения в зачатке. Ни один из них не сомневался в том, что этот молодой человек, несмотря на все свои таланты в области военной стратегии, в обычной жизни чрезвычайно наивен и неопытен. И когда Тафа возносил хвалы Аллаху за то, что тот даровал ему очередную победу, он нисколько не кривил душой.

Впереди завиднелось облачко пыли и стало быстро приближаться.

— Прошу прощения, эмир, — обратился Тафа к эмиру Алжира, с которым обсуждал тактику атак, к которой прибегали варвары, и обернулся к одному из ехавших рядом с ним офицеров. — Пошли дюжину всадников, дабы они встретили того, кто скачет нам навстречу.