Читать книгу "Бывшая Ленина - Шамиль Идиатуллин"

Лена отдернула штору и пару секунд разглядывала оконный отсвет на экране уснувшего рядом с кроватью телефона. Жало зарядки лежало тут же, рядом с ножкой тумбочки. Лена убрала телефон в тумбочку и принялась сдирать постельное белье.

Через пятнадцать минут стиральная машина, квохча, пережевывала первую партию из кургана, похоронившего корзину так, что краешка не торчало, а Лена почувствовала острый голод. В холодильнике лежал мерзлый батон, который не шел в горло: сколько Лена ни жевала, кусок так и оставался пластилиновым комком, липнущим к нёбу, будто колобок, в интересах выживания проворно эволюционировавший в осьминога. Больше не было ничего: масленка с неприятно желтым налетом, пара гнилых огурцов и невесть откуда взявшаяся упаковка свечей от геморроя – хотя Лена выкинула лекарства из холодильника еще пару лет назад, устыдившись, что слишком похожа на бабушку из нечаянно пойманной шутки на ютьюбе.

Лена вспомнила, как в юности перебивала голод курением, и принялась с некоторой нервозностью размышлять, не поможет ли сигарета и на сей раз. Нервозность была понятной – очень уж непросто далось Лене прощание с курением, пару раз срывалась, пока Сашу носила, и еще разок – когда кормила, но потом чуть не спалилась перед Даней, который тоже завязал, в знак солидарности с Леной. И как отрезало – очень уж стыдно стало. Нервозность была и удивительной: во-первых, Дани нет, значит, можно все, во-вторых, странновато нервничать в разгар поиска сигарет. А у Лены получилось ровно так. Впрочем, какие там поиски: пойти в комнату Саши и распатронить заначку, про которую сама Саша давно забыла. Во всяком случае, сигарет в приныканной на шкафу пачке «Парламента» за три года не убавилось.

То ли табак пересох и выдохся, то ли Лена отвыкла – но ей хватило пары затяжек, чтобы признать идею с курением не только бесполезной, но и глупой. Ну перебьет она голод, а жрать-то все равно надо. И чем дальше этот вопрос откладывать – на вечер, тем более на ночь, – тем более затратным и хлопотным будет решение.

Лена с отвращением загасила окурок, впихнула его в пачку, пачку отправила в ведро – и пошла одеваться.

Можно было заказать пиццу или суши, но для этого требовалось оживить телефон, а делать это Лена не собиралась. Там фотка и ненужные звонки. Надо выходить – выйдем.

Впервые за долгое время перспектива выхода на вонючий простор ее обрадовала. Хотя, может, пока Лена валялась, и вонь кончилась. Деревья во дворе всеми голыми ветками намекали, что ветер южный или юго-восточный. Не может же быть такого, чтобы плотный трындеж по одному и тому же поводу со всех трибун, в СМИ и соцсетях не дал какого-то результата.

Оказалось, может.

Смрад на улице стал гуще и слаще. Наверное потому, что резко потеплело. Солнце полыхало в яростно-синем небе, с крыш капало, сугробы съезжали на асфальт лужами и испарялись почти на глазах. Воняло неимоверно. Ветер, похоже, уже ничего не решал.

Лена торопливо нацепила медицинскую маску, не выложенную, к счастью, из кармана, подняла шарф до глаз и торопливо зашагала к магазину, мрачно подначивая себя на тему «С утра помирать готовилась, а сейчас носик нежный бережет».

Быстро идти было странно. Земля покачивалась и пыталась выскользнуть из-под каблука. И почему-то пугали прохожие. Они были неправильных очертаний и формы: пара слишком длинных мужиков, потом слишком приземистая тетка, потом бабка, как из мультика Миядзаки, бородавка посреди морщин и нос до ключиц. Или это просто платок так натянулся?

Двигались прохожие слишком быстро и резко, даже бабка, и переговаривались тоже неправильно. Лене даже сперва показалось, что не по-русски.

Она застыла на перекрестке, пытаясь поймать взглядом и ощущениями ускользающую точку сборки реальности. Руку зацепили, очередной слишком высокий и широкий парень, прячущий нос в арафатку, бормотнув, протиснулся мимо – бормотнул, кстати, понятно, «Идете, нет?..» – шагнул было на «зебру» и остановился.

– Женщина, вы в порядке? – спросил он, обернувшись к Лене.

Вот в чем дело, поняла Лена, разглядывая два своих отражения поверх арафатки. Маски и шарфы не только глушат голос, но и переводят его в непривычный регистр, и это накладывается на излишние тремоло молоточков и наковаленок в слуховой системе Лены, за полторы недели почти отвыкшей от звуков.

Лица в отражениях почти что не было – прищур в белой полоске между шапкой и шарфом, – но и эта полоска Лене не понравилась. Надо было в зеркало перед выходом посмотреть, подумала она мрачно и спохватилась: так, а деньги-то я взяла?

Выходить из дома без денег и телефона – все равно что без штанов, но когда старательно оставляешь телефон в тумбочке, все представления о манерах съезжают. С другой стороны, на званом вечере одни манеры, на пляже – другие, сведи вместе – будет аннигиляция. Неплохо бы.

Сумка была в руках. Значит, и кошелек там – если не выложила, конечно.

– Вредно так стоять, – очень четко сказал парень, который, оказывается, так и разглядывал Лену и даже – то ли из вежливости, то ли из каких-нибудь наркоманских соображений – чуть приспустил арафатку. Там, вопреки ожиданию, не оказалось ни бороды, ни щетины: старорежимная гладко выбритая маскулинность, четкость губ и даже ямка на подбородке.

Лена машинально приспустила свои фильтры и ответила, практически не думая:

– Стоять вредно, идти не вредно, мечтать не вредно, только не о чем.

Голос был сипловатым и звучал нелепо, но к концу фразы то ли вернулся к норме, то ли внутреннее ухо Лены тоже выскочило из спячки и приспособилось к тому, что хозяйка снова умеет говорить.

– Красиво, – сказал парень, ухмыльнувшись, салютнул и пошел на зеленого человечка, повыше натягивая арафатку.

– Красиво, – повторила Лена, копируя и жест парня, и его маневр с защитным мероприятием и походом по зебре.

Парень, конечно, сразу оторвался, срезая через сквер к памятнику Кирову. А Лена, как и собиралась, пошла к «Корзинке» – но перед входом, поколебавшись, нырнула в салон мобильной связи.

Кошелек нашелся в сумке, паспорт лежал там же, так что из салона Лена вышла с новым телефоном. Давно такой хотела, да жалко было на себя тратиться. Теперь не жалко. Никого.

Она прищурилась на солнце, сморщилась и тут же вернулась в кондиционируемый тамбур, нахмурилась, вспоминая, набрала номер и поднесла трубку к уху:

– Карин, привет. Это Лена, у меня теперь этот номер. Да ничего, просто – разбился, пропал, сгорел, не суть. Там за мое отсутствие ничего страшного не произошло? И слава богу. Да, выздоровела, почти. В норме. Да, я знаю, так получилось. Да, вирус. Типа. Ну прости. Завтра выйду. Вот и хорошо. Слободенюку тоже скажи, что выхожу, ладно? Все, до завтра.

Лена отошла в угол, чтобы никому не мешать, несколько секунд рассматривала непривычный экран, почти не задумываясь, вбила в память еще несколько номеров, подумав, привязала к телефону обе карты и проверила, не влезла ли в овердрафт. Нет, баланс положительный, хоть и смешной, меньше пяти тысяч. Жить дальше будет по крайней мере интересно, подумала она, убирая телефон в карман и тут же доставая – он звякнул. Сбербанковским уведомлением: на счет упали семь тысяч от Дани. Как будто ничего не изменилось. Как будто продолжалась жизнь, в которой Лена оплачивала счета, а Даня это обеспечивал.