Читать книгу "Платформа №4 - Франц Холер"

Зара рассмотрела листок, машинописную копию того свидетельства, что она уже видела в окружном суде: фамилия, имя, дата рождения такая-то, гражданство такое-то, с учетом того факта, в последний раз видели, отсутствие каких-либо сведений, тем самым признается… И вкратце сообщила Веронике все, что узнала сейчас от Штели.

Вероника глубоко вздохнула и покачала головой, сокрушаясь, что его самого уже ни о чем не спросишь, if s so sad we can't ask him anymore.

Зара спросила, являлся ли представитель опекунского совета также и опекуном самого Марселя.

Не обязательно, нет. В данном случае он именно представлял органы опеки и попечительства. Она, Штели, предполагает, что судебный процесс заменил формальное прекращение опеки в связи с совершеннолетием ради того, чтобы закрыть это дело.

– Секретарь суда придерживается того же мнения, – поделилась Зара. – Интересно, жив ли еще тогдашний опекун?

Бауман? Нет, он умер лет тридцать назад, не меньше, ей однажды уже пришлось отвечать на связанный с ним запрос. И Штели продолжала:

– Вопросительный знак, а также пометка «возм.» – «возможно» – перед словами о хищении или краже указывают, что никакого взлома не было, то есть Марсель, забирая свои документы, действовал мастерски.

Вероника кивнула, когда Зара перевела ей эту фразу. Почему же нет, он и был искусным мастером, very skilfull, он выучился на слесаря, he was a learned metalworker. Вот и прекрасно, если он такое совершил, и абсолютно правильно. И она рассказала Штели, социальному работнику, о поездке к матери Марселя, которую они нашли благодаря свидетельству о рождении и которая всю жизнь ждет весточки от сына, лишившись его вскоре после рождения. Может ли та вообразить себе такое? Can you imagine that?

– Да, увы, это не единственный случай, – ответила Штели. В последнее время им часто приходится иметь дело с подобными запросами, и сама она вообще не представляет себе, как такие интриги возможны, едва ли не стыдится того, что работает в том самом учреждении, а потому хотела бы извиниться перед нею, госпожой Бланпен, от имени этого учреждения.

– Спасибо, с вашей стороны это очень любезно, very kind, но только судьбу Мартена это никак не изменит.

И она рассказала Штели, кем стал Мартен, и предъявила фотографию в капитанской форме.

– А можно ли разыскать опекуна, если им был не представитель органов опеки, а кто-то другой? – вмешалась Зара.

Теоретически можно, но это долгая история, поскольку не существует системного перечня официальных опекунов, а если даже опекун найдется, то не очень велики шансы, что он жив, ведь в те времена таковыми обычно назначали людей немолодых, много старше опекаемых ими лиц.

Зара не сумела удержаться от замечания, что для государственных учреждений пятидесятилетний срок давности – это очень удобно, можно пустить под нож любую совершенную ранее несправедливость.

Штели, по ее словам, возразить тут нечего, однако сама она прикладывает все усилия, разыскивая сохранившиеся следы, и вот в данном случае она нашла за отворотом папки две газетные вырезки, которые их несомненно заинтересуют, она сделала ксерокопии.

И Штели вручила им два листка, Зара тут же просмотрела оба.

Первый – объявление о смерти Кристиана Майера, 11.4.1913 – 5.6.1955, в результате несчастного случая, Матильда Майер-Швеглер, Конрад и Альфонс Майер, Эльза Швеглер. Прощание тогда-то, сохраним благодарную память.

Второй – газетная заметка из «Вестника Пра-Швейцарии» от 6 июня 1955 года под заголовком «Несчастный случай в горах».

Итак, в воскресенье, 5 июня, отец с тремя сыновьями хотел подняться на Большой Митен и, преодолев две трети подъема, поскользнулся и упал в пропасть. Один из сыновей пытался его удержать, но напрасно. Бригада спасателей нашла его мертвое тело на выступе скалы.

На полях газетной вырезки, снизу вверх, надпись карандашом: «Засед. по д. н. 14.9 с. г.».

Это означает, как объяснила Штели, что 14 сентября того года, то есть 1955-го, состоялось заседание суда по делам несовершеннолетних, и, разумеется, можно предположить, что оно закончилось отправкой в исправительное учреждение.

– Но почему?

А вот этого Штели тоже не знала, хотя карандашный комментарий явно указывает на взаимосвязь данной меры и несчастного случая.

– Где же найти протокол судебного заседания?

– Если искать, так только в Государственном архиве.

– Но ограничение на доступ составляет восемьдесят лет, верно?

Штели кивнула. Можно, правда, обратиться с запросом на ознакомление к кантональным властям, хотя это тоже долгая история.

– А если обратиться в исправительное учреждение, в «Уитикон»?

– «Уитикон» существует и поныне, да, там можно попытать счастья. Но только и они особенно не жаждали хранить старые дела.

Зара перевела, Вероника вздохнула:

– If s so hard, как все это мучительно. Такое впечатление, что государственные органы за всю жизнь так не охраняли Мартена, как охраняют после смерти.

Прощаясь, социальный работник Штели обратилась к ней со словами, что очень сожалеет о происшедшем. I am very sorry about all this.

22

Чемодан пустой, наконец-то.

Изабелла поняла, что у нее пропало всякое желание путешествовать. Вероника улетит послезавтра, и у нее до выхода на работу останутся еще четыре дня. Хотелось бы провести их спокойно дома, может, в кино сходить или на концерт, может, родителей навестить или сестру, а еще можно провести денек с Зарой, пусть они обе выскажутся о том, что так неожиданно вырвалось позавчера. Еще есть один старинный друг, она случайно с ним столкнулась в городе перед тем, как лечь в больницу, они выпили вместе кофе и коротко посвятили друг дружку в свои жизненные обстоятельства, причем ей понравилось его любопытство, договорились встретиться после операции и поездки на Стромболи, просто так, ведь было бы неплохо вместе поужинать – вроде и никаких обязательств, но за встречами подобного типа обязательства так и поджидают.

После рождения Зары она всегда осторожничала с мужчинами, слишком глубока оказалась обида, нанесенная исчезновением ее африканского возлюбленного, она стала и жестче, и сдержаннее в проявлении чувств.

Изабелла настроилась на существование матери-одиночки и не питала надежд на появление мужчины, готового соединиться с нею и с ее дочуркой, она долгое время состояла в отношениях с одним архитектором, порядком ее старше, которого бросила жена и который, к ее удивлению, даже предлагал ей выйти за него замуж, но Зара – она тогда как раз пошла в школу – категорически его не приняла («глупый дурак какой-то!»), так что семейный ад был заранее обеспечен. Однако и равнодушия к мужчинам Изабелла не испытывала, потому и поддерживала длительную связь с женатым компьютерщиком, в постели у которого оказалась во время кратких, только на выходные дни, курсов повышения квалификации. Их последующие встречи всегда требовали серьезной организации как с его, так и с ее стороны, тайна добавляла эротики и доставляла ей удовольствие ровно до той поры, пока она не обнаружила в его пиджаке записку со словами: «До скорого! Твоя Тигрица».