Читать книгу "Пятое время года - Н. К. Джемисин"

– Подожди. Ты намерен поехать на ту станцию? Ты это хочешь сказать?

– Да. Мы поедем. – Алебастр поднимает на нее взгляд, на лице его на краткий миг мелькает командное выражение, и она еще сильнее ненавидит его.

Ее реакция на него совершенно иррациональна. Алебастр выше ее рангом на шесть колец и, возможно, даже еще выше, если бы ранжирование не ограничивалось десятью кольцами. Она знает слухи о его мастерстве. Если бы они хоть раз сцепились, он обратил бы ее торус внутрь ее самой и заморозил в считаные секунды. Ради одного этого ей следовало бы быть с ним вежливой – ради потенциальной его благосклонности, ради собственной цели продвинуться в иерархии Эпицентра ей следовало бы даже попытаться полюбить его.

Но она пыталась быть с ним вежливой и даже льстить – ничего не помогло. Он просто делает вид, что не понимает ее, или оскорбляет, пока она не затыкается. Она проявляла все те мелкие признаки уважения, которых старшие в Эпицентре ждут от младших, но это только раздражает его. Она злится, и, странным образом, это положение вещей, кажется, больше всего ему по вкусу.

Так что, хотя она никогда бы себе такого не позволила с другим старшим, она резко говорит:

– Да, господин.

Остаток вечера проходит в обидчивом, дрожащем молчании.

Они ложатся спать, и она, как всегда, тянется к нему, но на сей раз он поворачивается к ней спиной.

– Займемся этим поутру, если это еще нужно. У тебя еще не наступил срок менструации?

От этого Сиенит чувствует себя самой большой деревенщиной в мире. То, что он ненавидит секс так же, как она, это к гадалке не ходи. Но ужас в том, что он ждет передышки, а она не считала дни. Она начинает считать – примерно, поскольку не помнит точно, когда начались последние месячные, и он прав. Задержка.

Он, засыпая, вздыхает в ответ на ее изумленное молчание.

– Задержка еще ничего не значит. Путешествие – нагрузка для тела. – Он зевает. – Займемся этим утром.

Утром они спариваются. Иного слова она для этого подыскать не может – вульгарности не подходят, поскольку само действие тупо, а эвфемизм для затуманивания интимности не нужен, поскольку ничего интимного в этом нет. Это механично, как упражнение, как растяжки, которые она стала делать в начале дня перед тем, как сесть верхом. На сей раз это более живо, поскольку он успел отдохнуть, ей почти приятно, и он издает настоящие стоны, когда доходит. Но это все. Закончив, он лежит, глядя, как она встает и быстро умывается у костра. Она так к этому привыкла, что вздрагивает, когда он говорит:

– За что ты ненавидишь меня?

Сиенит молчит, раздумывая, не солгать ли. Если бы они были в Эпицентре, она солгала бы. Если бы это был кто-то другой из старших, одержимый пристойностью и тем, чтобы орогены Эпицентра всегда вели себя подобающе, она солгала бы. Однако он дал понять, что предпочитает честный ответ, пусть и грубый. Потому она вздыхает.

– Просто ненавижу, и все.

Он перекатывается на спину, смотрит в небо, и она уже думает, что разговор закончен, когда он спрашивает:

– Я думал, ты ненавидишь меня потому, что… потому, что я из тех, кого ты можешь ненавидеть. Я под рукой, я подхожу. Но на самом деле ты ненавидишь весь мир.

При этих словах Сиен швыряет полотенце в тазик с водой и злобно смотрит на него.

– Мир не несет такой ерунды.

– Мне неинтересно наставлять льстецов. Хочу, чтобы ты была со мной такая, как ты есть. А когда ты такова, ты едва ли говоришь мне хоть одно приличное слово, как бы я ни был вежлив с тобой.

Услышав такое, она чувствует себя немного виноватой.

– Тогда что ты имеешь в виду под этим – ненавижу мир?

– Ты ненавидишь то, как мы живем. То, как мир заставляет нас жить. Или нами владеет Эпицентр, или мы вынуждены прятаться, а когда нас обнаруживают, то ловят как собак. Или мы становимся чудовищами и пытаемся всех убить. Даже в Эпицентре нам всегда приходится думать, каких действий от нас ждут. Мы никогда не можем просто… быть. – Он вздыхает. Закрывает глаза. – Должен быть иной путь, лучший.

– Его нет.

– Должен быть. Санзе не может быть первой империей, пережившей несколько Зим. Мы видим свидетельства другой жизни, других народов, достигших могущества. – Он показывает в сторону от высокой дороги, на раскинувшийся перед ними пейзаж. Они недалеко от Великого Восточного леса – сколько видит глаз, перед ними вздымается и опадает ковер деревьев. За исключением… за исключением каких-то точек на самом горизонте, напоминающих руки скелета, выбирающегося из деревьев. Очередные руины, и раз уж она видит их отсюда, они действительно огромны.

– Мы передаем Предание камня, – говорит, садясь, Алебастр, – но никогда не пытаемся запомнить то, что уже пытались сделать, что еще можно сделать.

– Потому что это не сработало. Те люди погибли. Мы все еще живы. Наш путь верен, их – неверен.

Он бросает на нее взгляд, который она толкует как «мне скучно объяснять тебе, какая ты дура», хотя, возможно, он имеет в виду совсем не это. Он прав – он ей не нравится.

– Я понимаю, что другого образования, кроме как в Эпицентре, ты получить не могла, но головой-то подумать можно? Выживание не равно правильности. Я мог бы убить тебя прямо сейчас, но лучшим я от этого не стану.

Может, и так, но для нее разницы не было бы. И она возмущена его небрежным допущением ее слабости, хотя он абсолютно прав.

– Ладно. – Она встает и начинает одеваться, рывками натягивая одежду. – Тогда расскажи мне, что это за такие другие пути.

Он несколько мгновений не говорит ничего. Наконец она оборачивается посмотреть на него и видит, что он в замешательстве.

– Ну… – Он обдумывает предложение. – Мы можем попытаться позволить орогенам руководить.

Она чуть ли не смеется.

– Минут через десять после этого все Стражи Спокойствия сбегутся, чтобы прикончить нас, а половина континента сбежится посмотреть и поулюлюкать.

– Они убивают нас, поскольку Предание камня то и дело говорит, что мы с рождения – зло, что мы какие-то порождения Земли-Отца, твари, которых едва можно назвать людьми.

– Да, но ты не можешь изменить Предание камня.

– Предание камня постоянно меняется, Сиенит. – Он нечасто называл ее по имени. Это привлекает ее внимание. – Каждая цивилизация добавляет свое, и те части, которые не имеют ценности для людей, живущих в определенное время, забываются. Не без причины Табличка вторая так повреждена: кто-то когда-то давным-давно решил, что она не важна или неверна, и не стал беречь ее. Или даже преднамеренно пытался стесать ее, вот потому так много копий повреждены ровно таким же образом. Археоместы нашли несколько старых таблиц в одном из древних городов на плато Тапита – они тоже записывали свое предание камня, видимо, чтобы передать его будущим поколениям. Но то, что было в табличках, отличалось, резко отличалось от того Предания, которое мы изучаем в яслях. Насколько мы знаем, запрет менять Предание сам по себе недавнее добавление.