Читать книгу "Ренегат - Павел Корнев"

Я без лишних слов отдал кинжал охраннику, немного подумал и кинул на пол саквояж. Там у меня хватало… всякого.

Епископский викарий занимал просторный кабинет на втором этаже. Выслушав меня, он понимающе улыбнулся, принял запечатанный пакет с рекомендательным письмом и отвел в зал для ожидания аудиенции. Шли мы какими-то запутанными путями, лишь изредка пересекая коридоры и лестницы, по которым бегали мальчишки-посыльные и взмыленные клерки. Часть дверей мой провожатый отпирал, подбирая нужный ключ на увесистой связке; другие охранялись наемниками и потому заперты не были.

В просторном зале викарий оставил меня, а сам скрылся в приемной епископа. Я сделал вид, будто не замечаю изучающих взглядов других посетителей, и все свое внимание уделил росписи стен. Талантливый художник с удивительной тщательностью воспроизвел интерьер Сияющих Чертогов; достичь абсолютного сходства помешала лишь существенная разница в размерах помещений. Да уж… Недостатком самомнения его преосвященство точно не страдал.

У дверей приемной замерли два вооруженных до зубов гвардейца, но наличие столь серьезной охраны не оказалось для меня неожиданностью. Его преосвященство был из князей-епископов: он не только управлял делами епархии, но и возглавлял светскую власть в Кларне и его окрестностях. А еще, как поговаривали, метил в курфюрсты.

Традиционно князем-выборщиком от Северного Весланда выступал глава рода Бейнрехов, чьи владения наряду с землями вассальных феодалов были в провинции наиболее обширными, но епископ Вим прилагал всевозможные усилия, дабы изменить сложившееся положение дел в свою пользу. И вполне мог в этих устремлениях преуспеть, ведь нынешнему графу шел восьмой десяток, а среди его сыновей согласия не было, каждый из них тянул одеяло на себя. Скрытое противостояние могло в любой миг обернуться кровавой междоусобицей, и оставалось лишь надеяться, что к этому времени мне удастся завершить работу и убраться отсюда подальше.

Я уже изучил роспись стен и осматривал потолок, когда викарий покинул приемную и негромко произнес:

— Проходите, магистр.

Дожидавшиеся аудиенции посетители воззрились на меня с откровенным раздражением, и я поспешил укрыться от их убийственных взглядов за прочной дубовой дверью.

В приемной, помимо двух посыльных и секретаря, дежурил монах-стефанианец с резным посохом в человеческий рост. Столь внушительный жезл не позволял создавать тонкое эфирное плетение, зато был способен управлять просто невероятными по своей мощи энергетическими потоками, чем братья ордена святого Стефана всегда и славились.

Поднявшийся из-за стола секретарь предупредительно распахнул внутреннюю дверь, и я шагнул в кабинет с высокими стрельчатыми окнами. В дальнем углу стояла медная печь с выведенной на улицу трубой, и холодно в комнате не было.

Его преподобие оказался невысоким и худощавым человеком лет пятидесяти с волевым, если не сказать жестким лицом. Он был облачен в строгую фиолетовую сутану, на груди висела семиконечная звезда, серебряная и неброская. Меня показная скромность знака в заблуждение не ввела: характерная аура выдавала в нем святую реликвию.

Епископ сидел за широким рабочим столом и читал рекомендательное письмо. На миг он прервался и молча протянул руку; я почтительно поцеловал золотой перстень, затем, повинуясь жесту, опустился на стул. На стене за спиной хозяина кабинета висела величественная картина со сценой Воссияния пророка, и преображение бренной плоти в чистый свет было отражено столь искусно, что оставалось лишь мысленно поаплодировать мастерству живописца.

Секретарь выставил на край стола поднос с серебряным кофейником и парой фарфоровых чашек и разлил по ним черный ароматный напиток. Тогда епископ вновь отвлекся от письма и приказал:

— Вызови Олафа, — после этого обратился ко мне: — Пейте, магистр. Пейте. Вы кажетесь утомленным дорогой, а ничто не бодрит лучше, чем кофе — черный и горький, будто смертный грех.

— С вашего позволения, ваше преосвященство, — осторожно произнес я, — воздержусь. Я не пью кофе.

— И отчего же?

Я вымученно улыбнулся, но юлить не стал:

— Дело в воспитании. Мой отец полагал кофе напитком язычников… и мессиан.

Епископ Вим возмущенно фыркнул:

— Вы уже взрослый, чтобы выйти из тени своего отца!

— Именно так он и сказал, отправляя нас с братом в университет. Ничего хорошего из этого не вышло.

Хозяин кабинета отпил кофе, затем спросил:

— Вы ведь сын епископа Ренарда?

— Незаконнорожденный, — отметил я.

Его преосвященство смерил меня внимательным взглядом ореховых глаз.

— Я встречался с ним, когда совершал паломничество в Сияющие Чертоги, — сказал он вдруг. — Епископ Ренард тогда возглавлял Кафедру благочестивых раздумий, и ему благоволил сам понтифик. Что же случилось?

У ортодоксов и догматиков было мало причин испытывать приязнь друг к другу, поэтому я ответил, не вдаваясь в подробности:

— Папенька поставил не на ту лошадь.

Точнее — не на того коня. Кардинал Риз был породистым жеребцом, он имел все шансы прийти первым в забеге на место наместника Сияющих Чертогов, только очень уж не вовремя умер. Для его приближенных настали тяжелые времена, и вместо кардинальского перстня и назначения на пост главы Канцелярии высшего провидения отец получил ссылку в родовое имение.

— Политика! — процедил епископ Вим. — Грязная политика! Во что догматики превратили Сияющие Чертоги, подумать только! — Он вновь отпил кофе и вдруг резко спросил: — Вы ведь догматик, не правда ли?

Я покачал головой:

— Я ритуалист. Признание догмата о верховенстве наместника Сияющих Чертогов для меня равнозначно добровольному заточению в монастырь. А между тем я здесь.

— Как же вас занесло по эту сторону Рейга? — поинтересовался хозяин кабинета. — В письме, — постучал он худым указательным пальцем по лежавшим на столе бумагам, — об этом ничего нет.

— Все дело — в моем даре, — вздохнул я. — В четырнадцать лет у нас с братом проявилась склонность к тайному искусству. Мы с ним были близнецами, но Рудольфу повезло родиться истинным магом, а я… Вашему преосвященству прекрасно известно, как догматики относятся к ритуалистам. Клеймение ангельской печатью или заточение в монастырь — выбор невелик. Отец резонно полагал, что заблокированный дар рано или поздно сведет меня с ума, а постриг в монахи давал идеального заложника его… политическим оппонентам. Поэтому папа отправил нас с братом учиться на другую сторону Рейга в Кальвортский университет.

— Вас — понятно. Но зачем понадобилось отсылать вашего брата?

— Предполагалось, что Рудольфа вернут обратно, как только политическая обстановка станет более благоприятной. Но этого так и не произошло.

Епископ Вим сделал маленький глоток кофе, немного помолчал, затем сказал: