Читать книгу "Тень предков - Александр Казанков"

Хохотали парни без остановки целый час, слезы гроздьями текли. Еще и подзуживали неудачливого Казанову. Святославу, конечно, тоже было что рассказать, но он благоразумно помалкивал. Ему как бы еще не положено в силу возраста о том, чем взрослые в темноте занимаются, рассказывать.

Тут неожиданно слово взял Ярослав. Ему вроде в силу статута байки травить не полагается, да еще похабного содержания, но парень не удержался.

– А мне мамка, когда мне тринадцать зим было, ключницу подсунула. Ей лет шестнадцать было, в самом соку. Я тогда от рук совсем отбился, мамка влияние надо мной потеряла, вот и решила через девку вновь надо мной авторитет обрести. А мне все охоты да пиры интересны, девку даже не замечаю. Пришел я как-то раз с пира в свою светлицу, разулся, развалился на шкурах, а тут эта ключница в проеме стоит, и на ней даже рубахи нет. И говорит мне такая: возьми меня, мое ладо. А я смотрю на нее и думаю, да как же она не замерзла от холода, зима ведь на дворе. Хватаю шубу и накидываю на нее, а она целоваться ко мне лезет. Я понять ничего не могу, с дубу девка, что ли, рухнула. Я ее и так отпихну, и этак, а она все лезет и лезет. А у меня солдатики на столе бронзовые стоят, и Александр Македонский на меня со стола неодобрительно взирает. И вспомнил я тогда, что битву не закончил. Персы уже правый фланг обходят. Кричу ей: уйди, девка, негоже князю своих воинов в бою бросать… Схватил веревку, скрутил ее в шубе, положил на кровать, а сам битву пошел заканчивать. Так она и пролежала там до утра, меня всякими ласковыми словечками называя. Да какое там, битва мне милее.

Хохот так и не стихал, вот тебе и боевое охранение, авангард называется. Бери их тепленькими, за версту слышно. Но ехать было весело, Святослав даже не заметил, как время пролетело.

Святослав поравнялся с Непрядой, нравился ему этот балагуристый парень, похожий на цыгана.

– Тебе бы гусляром на торге играть и байки сказывать, цены бы тебе не было. Как ты в дружину-то попал такой веселый? – отсмеявшись, обратился Романов к гридню.

Парень махнул рукой, мол, да ничего интересного, но все же ответил:

– Мамка моя из теремных девок, на пирах гридням прислуживала, вот и нагуляла меня с каким-то воином. Кто из дружины мой папка, я так и не ведаю, может, кто залетный был. Жил я при детинце, сначала в конюшне прислуживал, сам видишь, вид у меня цыганский, вот и поставили меня туда, чтобы коней не воровал. Мамка потом от лихоманки померла, остался я совсем один. А потом меня в отроки взяли, был у меня талант с саблей управляться. Так и стал я гриднем у Ярослава. Обычная история, много нас таких в младшей дружине.

Судьба, конечно, у него так себе. Хотя парню повезло, он теперь воин, дружинник, а не какой-то там холоп. Так что мамку ему стыдиться нечего, она, считай, его гриднем и сделала, статус ему дала. А то, что по сути шлюхой была, так это уже дело третье. Теремных холопок здесь не осуждали, они, чай, не за деньги в постель ложились, а по долгу службы.

– Мне жаль твою маму. Я помолюсь за нее.

Гридень махнул рукой.

– А что ее жалеть, ничего особенного. Жила, дитя растила, заболела и померла. Все как у всех. Сейчас у нее там жизнь всяко лучше, чем здесь. И молиться за нее не нужно, есть кому за нее помолиться, я каждое воскресенье священнику плачу, чтобы он ее в своей молитве помянул.

– А братья, сестры у тебя есть? Или жена?

От слова «жена» гридень аж поперхнулся.

– Чур тебя, чур! Скажешь так скажешь, все настроение испортил. Нет у меня никого, и слава богу. Дружина – моя семья, вот Годым – папка. Да, Годым? – обратился Непряда к десятнику.

Годым повернул голову на непутевого гридня и очень так недобро посмотрел. Явно три наряда вне очереди.

– А ты сам-то что здесь делаешь, прости, конечно, но тебе в гридни рановато, в детских года три еще ходить?

Святослав ловко вытянул лук из садка, упер в бедро и накинул тетиву на плечи. Хорошо так получилось, а потом как гаркнет вороной, что все птицы с ветвей сорвались. Тетерев вспорхнул из густой травы, намереваясь уйти от шумных соседей, но Святослав вскинул лук и пустил широкий срез в птицу. Тетерев взмахнул крыльями и рухнул камнем в траву.

– Хороший выстрел.

– Вот потому я и здесь, никто так, как я, бить из лука не может, – расхрабрился Романов, уверовавший в свое превосходство, по крайней мере в стрельбе из лука.

Десятник Годым снисходительно улыбнулся и достал из чехла свой лук, и был это не просто лук. По сравнению с оружием Святослава это был настоящий противотанковый ракетный комплекс. Лук был украшен шелком и его плечи были в два раза длиннее, чем у Романова, и усилены стальными вставками. Годым не менее ловко накинул тетиву, при этом Святослав сразу понял, что ему такой лук даже не согнуть. Десятник достал стрелу, накинул на тетиву и резким движением оттянул с перетягом и отпустил. Широкий срез как снаряд из мелкокалиберной пушки пролетел над поляной и перерубил ствол деревца толщиной с запястье. Деревце накренилось, и его крона повалилась наземь.

– Не подумай, паря, что я хотел тебя унизить. Ты правда хорошо бьешь из лука, года через четыре тебе не будет равных, но сейчас ты всего лишь отрок. Я видел много таких юнцов, что возомнили себя великими богатырями и погибали из-за этого в первом же бою, – обратился десятник к Святославу.

Вот так, Романова вновь опустили на грешную землю.

– А ты, Годым, давно служишь? – обратился к десятнику поравнявшийся со Святославом Даниил.

Годым пригладил аккуратную бороду и, сбросив тетиву, убрал лук в налуч.

– Сколько себя помню, боярин. Сначала галичскому князю Мстиславу служил, потом отцу Ярослава Всеволоду, а вот теперь его сыну. И мой отец служил, только черниговскому князю, и дед мой тоже. Все погибли, дед в походе на половцев в степи погиб, отец – в усобице княжеской. Гридни Всеволода его и порубили.

– Хороший ты гридень, я бы тебя сотником к себе взял, – продолжал Даниил.

Ярослав свистнул заливистым соловьем и повернулся к Даниилу.

– Так у Путяты всего полторы сотни воев, куда тебе еще один сотник. Нечего моих десятников переманивать.

А вот Святослав думал о другом.

– Годым, это что же получается, ты служил человеку, люди которого убили твоего отца, а сейчас служишь его сыну? – удивился Романов, в его голове этот как-то не укладывалось.

Десятник сжал челюсти посильнее, после чего расслабился и ответил:

– Это Русь, малец, сегодня ты за одного сражаешься, завтра за другого. Князья то дружат, то воюют друг с другом. Быть может, через пару лет вы с Непрядой друг против друга встанете и будете биться насмерть. А вот сегодня смеетесь, шутки травите. Привыкай, отрок.

Святослав посмотрел на Непряду, а тот – на него. И как-то по-новому посмотрели друг на друга. Романов прикинул, как бы половчее засадить ему стрелу в шею, а гридень – как сократить дистанцию и перерубить отрока от плеча до лопатки, пока тот за лук не взялся. Вот она, междоусобная война. Брат на брата, друг на друга. И как это все остановить, если даже сам начинаешь мыслить так же, как и они?