Читать книгу "Все о мире Ехо и немного больше. Чашка Фрая - Александр Шуйский"

(Мы все понимаем, что словами «Бог», «Дух» мы обозначаем некую вездесущую непознаваемую силу, а не дяденьку, который прыгает по облачкам и следит, кто чего неправильного скушал в постный день? Я на всякий случай напоминаю.)

У нас не может быть никакой золотой эры, пока сытый человек сидит с айфончиком на теплом унитазе, испытывая при этом совершенно звериные пещерные страсти. То есть желая утвердиться поближе к корыту с хряпой и иметь при этом как можно более широкий инструментарий отпихивания от хряпы посторонних. Пока сытость не отменяет жадность и жестокость, человек просто не дорос до собственного унитаза. Вот пусть сперва до него дорастет, а потом о золотом веке поговорим.

Дело в том, что удивительные события обычно случаются с теми, у кого есть хоть какой-то шанс что-то с ними сделать. То есть с теми, у кого сознание все равно развито больше, чем в среднем по палате.

А вот это ценное замечание к списку «зачем вообще эта осознанность». Вот хотя бы для того, чтобы с тобой случались удивительные события.

Понимаешь, как. Страх действительно может парализовать и тело, и ум. Вопрос только в том, остается ли в этом параличе нечто способное действовать. Очень круто, когда оно есть. Оно – воля. Иного моста в бессмертие из этого нашего адочка я пока не могу вообразить.

Чашка семнадцатая

«Ворона на мосту»

Об уникальном опыте

Нет ни одного человека, который не испытал бы уникальный опыт.

Тот самый, который вербализуем плохо или никак. Тот самый, который прежде всего (и с этим согласны все) ввергает в одиночество.

Я говорю об опыте, который принято называть «магическим», хотя, с моей точки зрения, посещения инопланетян, например, к нему относятся, а к магии – пожалуй, нет.

Его часто невозможно пересказать. К тому же, считается, что попытки пересказать в большинстве случаев приведут только к кручению пальцем у виска или поспешной смене темы.

Вам не кажется, что здесь есть некая логическая нестыковка?

Уникальный опыт, так или иначе, проживали все. Вон, стоит мне упомянуть о том, что сплошь и рядом с людьми случаются необъяснимые вещи, – и готово дело, каждый второй собеседник в компании, где зашла об этом речь, скажет: да, случаются, причем вот персонально со мной, только я рассказать об этом никому не могу.

А почему не можете, собственно?

Почему в девяти случаях из десяти вы уверены, что реакция будет от пожать плечами (не самая худшая) до «не пора ли тебе показаться специалисту», почему? Если этот уникальный опыт случался практически со всеми, почему его настолько невозможно обсуждать, почему, когда с ним обращаешься наружу, почти все окружающие как будто…

Пытаются его обесценить? Превратить в нечто унизительное, в нечто, в чем стыдно, неловко, глупо и опасно признаваться?

У меня нет однозначного ответа, но есть одно наблюдение.

Что превращает переживание в опыт? Его усвоение. А что можно считать усвоением? Я думаю, усвоенным, прожитым опыт становится тогда, когда последующие действия того, кто его прожил, меняются, потому что опираются на новый опыт. Золотое правило: человек научился чему-либо не тогда, когда что-то узнает, а когда он знает, что с этим знанием делать.

Человек научается умножению не тогда, когда где-то прочтет, что дважды два равно четыре, и даже не тогда, когда перебирает счетные палочки, а тогда, когда опираясь на это знание, сможет умножить двадцать два на двадцать два.

Следовательно, уникальный опыт должен приводить к уникальным действиям.

Я недавно пересмотрел второго «Терминатора». И, пересмотрев его, внезапно сообразил, что самое главное в истории Сары Коннор не то, что она сидит в сумасшедшем доме, пытаясь (или уже НЕ пытаясь) предупредить людей о грозящей гибели. Полагаю, все, кто проживал нечто подобное, могли бы отождествить себя с нею – тотальное одиночество уникального опыта, настолько тотальное, что окружающим проще запереть тебя в сумасшедшем доме, чем разделить с тобой – нет, не опыт, а хотя бы вынесенное из него знание.

Это произошло только с тобой, тебя никто не понимает и не слышит, более того, если ты станешь настаивать на истинности своих переживаний, тебя постараются изолировать.

Так вот, главное не в этом.

Главное в том, что сидя в этом самом сумасшедшем доме, под гнусной химией, с клеймом а-социала, Сара Коннор ставит на попа свою кровать и подтягивается на ней, как на турнике. И делает это, вне зависимости от того, сколько гнуснейшей химии ей после этого вкатят.

Поэтому и только поэтому в тот момент, когда необходимо действовать, она полностью готова к этому действию.

Скажите, кто из вас, условно говоря, повстречав инопланетян, попытавшись донести их послание до остальных и потерпев в этом полный провал, будет каждый день снова и снова расчищать посадочную площадку, пометив ее белыми камнями?

Очень условно говоря?

Кто приводит себя в полную готовность и сохраняет ее, несмотря ни на что?

Мне кажется, именно в этом кроется желание обесценить уникальный опыт. Причем желание всеобщее – и того, кто его пережил, и того, с кем его пытаются разделить. Потому что если его не обесценить, если признать его чем-то существенным, придется действовать, исходя из него. Придется совершать на посторонний взгляд бессмысленные, безумные вещи, причем совершать изо дня в день. Придется отстаивать этот уникальный опыт, и ладно бы перед всеми остальными, это еще как-то можно обойти.

Его придется отстаивать перед самим собой.

Придется превратить свою жизнь в постоянное, неослабевающее усилие, подчинить все действия, рутинные и последовательные, этому самому опыту.

Но если такого превращения не произошло, то знаете что? Да, пережить вы этот опыт пережили. Но получить – нет, не получили.

Дальше будет ответ автора на один интересный вопрос непосредственно по книге, а потом я допишу еще кое-что.

Вопрос читателя: Сэр Шурф рассказывал, что он имеет такое качество: приняв решение он незамедлительно приступал к действиям, не выжидая благоприятного момента, никак не отодвигая искусственно. Причем это было еще до встречи с сэром Джуффином. Это врожденное качество или приобретенное за недолгую на тот момент жизнь? Если приобретенное, то как оно приобрелось?

М.Ф.: Я думаю, это все же так называемое врожденное свойство характера, усугубленное очень счастливым детством. Он же был очень счастливым и избалованным ребенком, а такие обстоятельства, как минимум, не убивают в человеке бесстрашие.

Плюс, конечно, время. В смысле, эпоха. У человека папа из Ордена на выходные приходил. И приносил с собой все орденские привычки, замашки и правила поведения.

Более того, дома перед сыном папа наверняка хорохорился! И являл себя более крутым и храбрым колдуном, чем на самом деле. И жизнь в его пересказе представляла собой более простую штуку, и обстоятельства были в его устах легко преодолимы. Вот такое базовое представление о мире получил человек: папа самый крутой, я весь в него, мы можем все, чего захотим. Очень хорошая база для «берешь и делаешь». Чего откладывать-то, если я тут самый главный?