Читать книгу "Дети лета - Дот Хатчисон"

Ужин проходил в молчании. Моя спина удобно опиралась на край кухонного стола, а подруга сидела напротив меня, но мне вдруг показалось, что за всю мою взрослую жизнь у меня не случалось такой уединенной трапезы. Когда мы покончили с едой, я сполоснула тарелки с вилками и загрузила их в посудомоечную машину, а палочки просто вымыла и оставила сушиться на полотенчике. Эта деятельность почему-то заставила меня вспомнить о стильной кухне Стерлинг, несмотря на то, что мои блеклые и жалкие кухонные полотенца были выбраны наугад на распродаже дешевых товаров в универсаме «Таргет».

– Я скучаю по тебе, – прошептала Шиван за моей спиной.

– Не поэтому ли ты здесь?

– А почему, по-твоему, я здесь?

Должно быть, у меня вырвался тихий смешок, хотя мне было совсем не до смеха.

– Богом клянусь, Шиван, у меня нет ни малейшей идеи. Хотелось бы надеяться, что тебе хочется разобраться в нашей проблеме, но если мое предположение ошибочно и тебе еще нужно время на размышление, то лучше мне вовсе ничего не предполагать. – Я пока выпила лишь пару глотков вина, а ее бокал опустел, поэтому я налила ей второй. – Ты уже решила, чего хочешь?

Шиван долго молчала. Я не стала торопить ее и, привалившись к столу, потягивала вино, не нарушая повисшего между нами молчания. Такое знакомое мне молчание; оно всегда подспудно сопровождало меня во время ее непрерывного потока болтовни. В этом-то и крылась сущность проблемы.

– Нет, – наконец тихо и испуганно произнесла подруга.

– Тогда зачем ты приехала?

– Я соскучилась по тебе! – крикнула она.

– Так что, устроим грандиозное воссоединение, рухнув в кровать, и тогда все уладится, как по волшебству? Я-то думала, что мы договорились, а оказывается, у нас тут чистый Голливуд – полная лажа…

– Как может столь романтичный человек выдавать такую откровенную циничную чушь?

– Какова ситуация, такова и реакция.

Шиван показала мне пресловутый «средний палец», потом, вздохнув, сама уставилась на него.

– Я набралась дурных привычек, глядя на вас с Эддисоном.

– Всё в порядке, Стерлинг тоже их набралась.

– Я не понимаю, каких слов ты ждешь от меня.

– Значит, пока наша жизнь будет бессловесной.

Осознав, что разговора не получится, я продолжила убираться на кухне, вымыла разделочную доску и ножи и оставила их сохнуть рядом с китайскими палочками.

– На одну ночь, только… только на одну ночь, пожалуйста, можем мы сохранить…

– Притворство? – Я покачала головой. – Не думаешь же ты, что это реально чему-то поможет?

– Но разве это может кому-то повредить?

Очень сильно. Может повредить очень, очень сильно, но когда она зашла на кухню и страстно поцеловала меня, я не оттолкнула ее, лишь осознав, что край стола больно врезался мне в бок. Раньше я совершала и более серьезные ошибки.

12

Выплывая из полудремы, я чувствовала, как пальцы Шиван выписывают слова на моих ребрах: «Разве я посмею потревожить мирозданье?» – и эта строка из стихотворения Элиота[31] озарила яркими красками туманное сознание. Такое чертовское давление на кости оказывало острую боль, но едва я осознала авторство, мне оставалось лишь терпеть и наслаждаться. Я любила Элиота, в том слегка растерянном и смущенном понимании средней школы, не всю его поэзию целиком, но отдельные строки и образы, то есть одна строка могла вдруг всплыть и крутиться в моих мыслях, увлекая за собой продолжение стихотворных ритмов. Эта более проникновенная строка, напоминая о тревогах мироздания, могла быть хорошим признаком; моя плоть, моя кровь смешивалась с этими словами, образуя стезю, чреватую избранными мной самой шрамами.

Ее губы коснулись вопросительного знака, и я, открыв глаза, глянула на часы, угнездившиеся между лапами плюшевого медведя. Без пяти двенадцать, почти полночь. Давненько я так хорошо не спала.

– У тебя нос шевелится, – сонно пробурчала Шиван.

– У меня кожа чешется.

С тихим смешком она пихнула меня в спину.

– Тогда сходи умойся.

Я зашла в туалет, потом тщательно смыла дневную косметику и опять стянула волосы в «конский хвост», сознавая, что растрепанную шевелюру бесполезно пытаться быстро превратить в милые локоны. Эта ночь напоминала множество подобных ей ночей; когда я вернусь в спальню, Шиван, скорее всего, уже вольготно раскинется на кровати, лишь с малой вероятностью того, что ее голова окажется в изголовье, и будет мирно дрыхнуть, поскольку способна мгновенно погружаться в сон в любой ситуации. Но сегодняшняя ночь далеко не обычна. И мне совершенно не хотелось притворяться и убеждать себя в обратном.

Со стоном вытащив из комода легинсы и рубашку, я направилась в гостиную за мобильниками. Поступило несколько новых сообщений – от Эддисона, Стерлинг, Прии и Инары, – но они явно не требовали срочного ответа.

– Ты вернешься?

– Да, просто проверила телефоны.

Шиван пробурчала что-то в ответ, а когда я, зайдя в спальню, поставила телефоны на зарядку, она приподнялась на локтях и хмуро глянула на меня. Выпростав одну ногу из-под простыни, которая закрывала ее вторую половину до талии, Шиван лежала полуобнаженной; ее кудри разметались по постели, оттеняя бледную кожу лица. При лучшем освещении обычно бывали ясно видны веснушки, покрывающие почти все ее тело. Мне нравились ее веснушки, нравилось легкими поцелуями отслеживать скопления их созвездий.

– По-моему, ты зациклилась на этих штуках, – проворчала подруга, и я не сразу поняла, что она имела в виду телефоны.

Но меня сейчас больше интересовали веснушки.

– Почему ты оделась?

– Потому что зашла в гостиную.

– А зачем одеваться, если ходишь по своему собственному дому?

– Привычка.

– Правда?

– Да.

Следуя обычному вечернему ритуалу, я опустилась на колени и проверила сохранность лежавшего под кроватью оружия. Вытащив все три пистолета – два личных и один служебный, – убедилась, что они не заряжены. Я еще держала в руках служебный пистолет, когда раздался стук в дверь. Скорее даже не стук, а тяжелые удары.

– Эй, привет! Есть кто-нибудь дома! Пожалуйста, помогите!

– Одевайся, но никуда не выходи, – велела я Шиван, зарядив пистолет и отсоединив от зарядки один из телефонов.

– Мерседес!

– Делай что сказано!

Закрыв за собой дверь в спальню, я направилась к входной двери, запертой на замки и цепочку, и выглянула в глазок. На крыльце стояла девочка, искаженное ужасом лицо в крови, но я не заметила никаких признаков машины или другого человека.