Читать книгу "Записки успешного манагера - Эмилия Прыткина"

Через пятнадцать минут послышался вой сирены. К зданию подъехала пожарная машина, выставила лестницу, а еще через пять минут фотограф был снят с крыши и доставлен в студию.

— Вам надо было санитаров из дурки вызывать, а не пожарников, — начал было возмущаться дядька в каске, но после того как коммерческий директор сунул ему в карман двадцать гривен, расплылся в широкой улыбке и сказал: — Ну, дело такое! Если что — вызывайте.

— Уф, кажись, все отснял, — вытер пот со лба фотограф.

Позвонила Нана и сказала, что через полчаса ждет меня возле метро.

Я пошла к Мимозиной.

— Я пораньше уйду сегодня.

— А чего?

— Мне надо, — ответила я и стала собираться.

Встретились с Наной и поехали в салон красоты. Рассказала ей, что Майкл сжевал перья, а я побрила ноги. Нана очень расстроилась, и потому что, по ее мнению, перья придавали платью загадочность и женственность, а ноги лучше не брить, а делать депиляцию. Про зашитые разрезы я решила не говорить, чтобы не доводить подругу до инфаркта.

Приехали в салон. Мальчик-стилист осмотрел меня так, будто я не девушка, а какое-то доисторическое существо юрского периода.

— Да-а, придется серьезно поработать, — вздохнул он, накинул на меня халат и взял в руки ножницы.

— Не стричь! Волосы не трогать! Я их отращиваю! — завопила я.

— Вам не идет такая длина. У вас нос слишком длинный, чтобы такие волосы носить. Вам надо короткую стрижку-ежик.

— А у вас — язык слишком длинный! — ответила я.

Ишь, гаденыш, будет мне про нос мой рассказывать. И без него знаю, что длинный, и что мне теперь, всю жизнь ходить с ежиком на голове?

Парень поморщился и попытался собрать мои волосы на затылке.

— Да уж, так совсем плохо. Ну, дайте я хоть концы подровняю? — попросил он.

— Только чуть-чуть, — предупредила я.

— О’кей, два миллиметра хватит? — спросил он.

— Вполне.

Интересно, как это он замерит два миллиметра?

Закрыла глаза и стала мечтать о предстоящем концерте. Представила себе Швидко в костюме, при галстуке или бабочке, в черных лакированных туфлях и белоснежной рубашке, и меня рядом: с какой-нибудь красивой прической, в вечернем платье и на шпильках. Красота! Здорово! Все просто здорово! Как же я счастлива! После трех лет одиночества наконец-то встретить человека, с которым тебе легко и хорошо. Ну разве это не счастье? Разве не об этом мечтает каждая девушка?

От сладких грез меня отвлек парикмахер, который начал стягивать волосы на затылке в хвост, да с такой силой, что я заорала.

— Красота требует жертв, — улыбнулся он.

О какой красоте он говорит, если я теперь похожа на помесь китаянки с негритоской: глазенки узенькие, рот до ушей. Попросила немного ослабить резинку. Парикмахер ответил, что ему виднее, и вообще, я нахожусь не в затрапезной парикмахерской, где работают девочки-недоучки, а в салоне, в кресле именитого мастера, победителя всевозможных конкурсов.

— Вон мои дипломы висят, если не верите, — пробурчал он.

Тяжело вздохнув, я стала рассматривать дипломы на стенке. Действительно, парень не лыком шит, участвовал в десяти конкурсах и везде занимал призовые места. Решила смириться. Может, мне со стороны не видно, как оно лучше. Тем временем мастер закончил возиться с хвостом, залакировал волосы и стал заливать лаком с блестками отдельные пряди, которые выпадали из хвоста. Старательно обработал каждую прядь, зафиксировал шпилькой и закрепил всю прическу еще раз.

— Готово, у-ух, — вздохнул он и вытер пот со лба.

Теперь я похожа на Чиполлино: залитая лаком голова и торчащие перья на макушке.

— Теперь будем макияж накладывать, — довольно улыбнулся специалист по красоте и потер руки.

— Только я яркий не люблю, — робко сказала я.

— Вечерний макияж подразумевает яркость и эффектность, — отрезал мастер и стал наносить тональный крем.

Я снова закрыла глаза и решила не открывать, пока процедура не будет закончена. Не тут-то было. Через несколько минут мне было приказано открыть один глаз, поморгать им, потом зажмурить, еще раз открыть, еще зажмурить, открыть пошире, еще поморгать и закрыть.

— Отлично, теперь то же самое со вторым.

Стала моргать вторым глазом.

— А скулы у вас очень даже красивые, очень высокие, заметил стилист.

И то хорошо, а то нос-нос.

Когда дело дошло до губ, мастер долго выбирал между двумя совершенно одинаковыми фиолетовыми помадами. Я не выдержала и поинтересовалась, в чем разница. Выяснилось, что первая эффектно смотрится при дневном освещении, а вторая подходит для дискотек или ночных клубов.

— Я в клуб иду, — сказала я.

— Ночной?

— Ну, скажем так, вечерний.

— Черт, даже не знаю, что делать.

Пошел советоваться с коллегами. Ко мне приблизилась Нана, как-то нехорошо улыбаясь.

— Что? Плохо, да? — спросила я.

— Нет, что ты, я просто думаю, какая ты стала красивая. Вот что макияж делает с женщиной, а то ходила как мышь серая.

Посмотрела на себя в зеркало. Действительно — разница колоссальная. Не могу сказать, что мне это нравится. Вроде я, а вроде и не я. Ну да ладно, посмотрим, что Швидко скажет. Он небось переживает, что я припрусь в брутальных штанах. А я заявлюсь, вся такая из себя красивая, в роскошном платье.

Парикмахер прибежал и выпалил, что двое коллег посоветовали взять первую помаду, а двое вторую.

— Давайте вторую, — сказала я. — Все-таки клуб.

Стал наносить помаду. Стирал пять раз. Сказал, что у меня верхняя губа больше нижней. Все, больше я в салоны не хожу. Нос у меня не такой, губы тоже, прическа неподходящая. Так, глядишь, сходишь пару раз — и комплекс неполноценности гарантирован. Наконец-то мой мучитель нанес помаду и отправил меня к мастеру маникюра.

— Та-а-ак, — сказал тот. — И что тут красить, если все сгрызено?

— Не знаю, может, не надо? — вздохнула я.

— Будем накладные ногти делать.

Из салона я вышла через два часа: с пальмой на голове, фиолетовыми глазами и губами и накладными ногтями, похожими на когти хищной птицы.

Подошла к администратору расплачиваться. Девушка-администратор улыбнулась и протянула мне счет. Читаю:

Стрижка — 100 гривен.

Укладка — 125 гривен.

Макияж — 75 гривен.

Маникюр — 50 гривен + 100 гривен за накладные ногти.

Ни фига себе! Пятьсот гривен на платье, четыреста пятьдесят здесь.