Читать книгу "План Б. Как пережить несчастье, собраться с силами и снова ощутить радость жизни - Адам Грант"

Это полное деталей изображение двоих детей из Южной Каролины создал лауреат многочисленных премий художник Тимоти Чамберс. Уже больше тридцати лет он рисует полные жизни портреты и пейзажи маслом, углем и пастелью. Тим на 70% глух. К тому же он официально признан слепым.

Когда вы позируете Тиму и он смотрит вам в глаза, он не может видеть ваш рот. Вместо того чтобы воспринимать объект целиком, он разглядывает его по частям, запоминая как можно больше деталей, а потом берет из памяти то, что не могут видеть его глаза. «Удачная картина во многом состоит из удачных решений», — объясняет он.

Симптомы генетического заболевания, синдрома Ашера, проявились у Тима рано. В пять лет он уже постоянно носил слуховой аппарат. В старших классах, когда по вечерам Тим гулял с друзьями, им приходилось предупреждать его, чтобы он не наткнулся на ветви деревьев. В конце концов, когда Тиму исполнилось тридцать, офтальмолог направил его к специалисту, который и поставил диагноз. Он также сообщил, что болезнь неизлечима. Его рекомендация была очень проста: «Лучше вам поискать другую профессию».

После такого обескураживающего совета Тима преследовал страх, временами парализующий, и ночные кошмары. Однажды он провел два часа, завершая портрет угольным карандашом, и тут его сын вошел в комнату и поинтересовался: «А почему все лиловое?» Тим больше не видел разницы между лиловым и серым. Пытаясь найти иные способы применения своих знаний, он начал вести онлайн-занятия по живописи. Ему стало приходить все больше прекрасных отзывов, и ученики из другого полушария вставали в два часа ночи, чтобы позаниматься с ним. Вместе с женой Ким Тим расширил эту деятельность и основал онлайн-школу. Однажды Ким посмотрела запись лекции Адама о стойкости, и ей показалось, что он говорит о ее муже. Она написала Адаму и рассказала, что Тим — «самый упорный человек, которого мне повезло узнать в жизни».

Адама заинтересовало, что стало для Тима источником его стойкости. По словам Тима, все началось с его родителей. У его отца был замечательный талант к переосмыслению негативных событий. Однажды Тим пришел из школы расстроенный, потому что дети пялились на него и спрашивали, что такое у него в ухе. Отец дал ему совет: когда такое произойдет в следующий раз, Тим может нажать на свой слуховой аппарат, вскинуть кулак вверх и закричать: «Да! "Кабс" ведут два–один в девятом иннинге!» Тим так и сделал, и ребята стали завидовать ему — ведь он мог слушать спортивные репортажи во время скучных уроков! В старшей школе Тим хотел поцеловать девушку на свидании, но только потянулся к ней, как его слуховой аппарат начал громко пищать. Отец посоветовал ему не переживать из-за этого: «Возможно, твоя девушка сейчас рассказывает своей маме: "Раньше я целовалась с мальчиками и видела фейерверки — но никогда еще не слышала сирен"».

Так Тим научился реагировать на неловкие ситуации с юмором. Он обнаружил, что реакция других людей на его состояние зависит от того, как он сам его воспринимает, а значит, он может сам повлиять на мнение других о нем. Пересмотр таких моментов стал его второй натурой. «Мне очень повезло, что у меня был отец, который превращал моменты, когда я чувствовал себя глупо, в "ты становишься сильнее, когда ищешь пути обхода там, где видишь препятствие или тупик"», — говорил он.

Когда Дэйв умер, я больше всего переживала из-за того, что это разрушит счастье моих детей. Когда моей подруге детства Минди Левай было тринадцать, ее мать совершила самоубийство. Ту ночь я провела в комнате Минди и обнимала ее, пока она плакала. Больше тридцати лет спустя она стала первым человеком, которому я позвонила из больницы в Мексике. Я истерически кричала в трубку: «Скажи мне, что у моих детей все будет в порядке!» Вначале Минди не могла понять, что случилось. Но когда поняла, то сказала, что искренне убеждена: у моих детей все будет в порядке. В этот момент ничто не могло меня успокоить, но я знала, что Минди выросла любящим и счастливым человеком. Ее пример помог мне поверить, что мои дети тоже смогут это сделать.

Когда я прилетела домой — сам перелет я почти не помню, — меня встречали в аэропорту мама и сестра. По их щекам текли слезы, они поддерживали меня с двух сторон, пока мы шли до машины. В самом худшем кошмаре мне не мог привидеться разговор, который мне предстоял. Как сказать детям семи и десяти лет, что они больше никогда не увидят папу?

По пути из Мексики Марне напомнила мне, что у нее есть по­друга, Кэрол Гейтнер, — социальный работник, которая консультирует детей, переживших потерю. Во время этой страшной поездки домой я позвонила Кэрол. Она посоветовала мне сначала сообщить детям, что у меня очень печальные новости, а потом рассказать о том, что случилось, просто и прямо. Она добавила, что важно объяснить им: во многом их жизнь останется прежней — у них есть другие члены семьи, они все равно будут ходить в школу со своими друзьями. Также она сказала, что лучше поз­волить им вести разговор и отвечать на их вопросы, и предупредила, что они могут спросить, умру ли я тоже. Я была очень благодарна ей за это предупреждение, потому что это был один из первых вопросов моей дочери. Кэрол посоветовала мне не давать детям лживых обещаний, что я буду жить вечно, но объяснить, что обычно люди не умирают в таком молодом возрасте. Ее главным советом было постоянно повторять им, что я люблю их и что мы переживем все это вместе.

Когда я вошла в дом, дочка встретила меня как будто ничего не случилось. «Привет, мам», — сказала она и пошла наверх, в свою комнату. Я словно примерзла к полу. Сын тут же понял: что-то не так. «Ты почему дома? — спросил он. — А где папа?» Мы все уселись на диван, вместе с моими родителями и сестрой. Сердце у меня стучало так, что я почти не слышала собственного голоса. Мой отец обнимал меня за плечи, стараясь, как всегда, защитить и поддержать, и я нашла в себе силы произнести: «У меня ужасные новости. Ужасные. Папочка умер».

Последовавшие за этим крики и плач преследуют меня по сей день — первобытные вопли, отозвавшиеся эхом в моем сердце. Ничто даже близко не может сравниться по болезненности с этим моментом. Даже сейчас, когда я вспоминаю об этом, меня трясет и горло перехватывает. И все же, как бы страшно это ни было, мы это пережили. Никому не пожелаю пройти через такой опыт — но это был опыт.

Моим детям, хоть они и пережили невосполнимую потерю, все же повезло. Ничто не может вернуть им отца, но обстоятельства нашей жизни смягчили удар. Для многих детей, сталкива­ющихся с трагедиями, все не так. В России каждый пятый ребенок живет за чертой бедности. Два из десяти юных американцев живут в бедности, причем среди чернокожих и латиноамериканских детей таких около одной трети, а среди детей матерей-одиночек их 43%. У более чем двух с половиной миллионов американских детей кто-то из родителей находится в тюрьме. Многие дети страдают от болезней, брошены родителями, не имеют дома или подвергаются жестокому обращению. Такие условия существования не могут не сказываться на их интеллектуальном, социальном, эмоциональном и образовательном развитии.

Мы обязаны обеспечивать всем детям безопасность, поддержку, возможности и помощь в поиске пути вперед, особенно в трагических ситуациях. Раннее и разумное вмешательство имеет критически важное значение. В таких «реагирующих на травмы» учебных заведениях, как школа восточного Пало-Альто, персонал проходит специальное обучение, чтобы распознавать влияние токсического стресса на детей. Когда дети плохо себя ведут, сотрудники не стыдят и не наказывают их, а добиваются того, чтобы те чувствовали себя в безопасности и могли нормально учиться. Такие школы также предоставляют психологические консультации и поддержку во время кризисов детям и занимаются обучением родителей.