Читать книгу "Самые родные, самые близкие (сборник) - Мария Метлицкая"

– Кара, закончили! Ну пожалуйста! Как ты думаешь, мне легко будет жить, если я буду знать, что его дети без крыши над головой. Ты же сама говорила, как трудно с детьми без мужа.

– Брось! – устало ответила Каринка. – Жить будешь неспокойно? Какое тебе до них дело? Чужие люди. Знаешь, я могла бы ее понять, посочувствовать – сама такая же, все правильно ты говоришь. Только почему я должна думать о ней, об этой молодой и здоровой бабе? Я подумаю о тебе, о своей подруге! Не очень молодой и не самой здоровой. Умоляю, Анька, не делай этого! Христом богом прошу! Потом пожалеешь! Тридцать миллионов на дороге не валяются! И вообще – разве ты не заслужила спокойную старость? Всю жизнь служила ему, как… – тут она запнулась.

– О чем ты, Карка? О чем я пожалею? – рассмеялась Аня. – Об этой квартире? А больше не о чем мне пожалеть?

Каринка молчала.

– Вот именно! – вздохнула Аня. – А ты говоришь. И вообще, это же мое дело, верно?

– А-а-а! – с сарказмом протянула Каринка. – Значит, твое? Ну-ну. Валяй, раз только твое. А мы тут так, сбоку припека. Я поняла, Ань. Извини.

Анна попыталась объясниться, но в трубке зазвучали гудки. Конечно, она обидела Каринку. Сколько подруга возилась с ней, сколько мучилась. Сидела возле нее сутками. Кормила, поила, привозила врачей. А Анна? «Мое дело». Сволочь она, конечно, после этого.

Анна бы и дальше плакала и каялась, но времени не было – через два часа у нее встреча на Маяковке с нотариусом и со Светланой. Надо было спешить.

Через две недели она переехала.

Анна ходила по своей новой-старой квартире и вспоминала родителей, детство, детский сад и школу, подходила к окну и смотрела на двор, где прошли их с Каринкой детство и юность. Вот лавочка под дощатым навесом, окрашенная прежде в ярко-зеленый цвет – она вспомнила, как они с Каркой плюхнулись на нее, а краска еще не подсохла. Конечно, испортили платья. Аню страшно ругали родители. Ох, ну и досталось же ей тогда за «порчу имущества»! А Каринку совсем не ругали – бабушка Нина вздохнула, повертела испорченное платье, да и выбросила – подумаешь! Здесь, в этом дворе, они, совсем маленькие, лепили куличики в круглой песочнице. Позже закапывали «секретики» и играли в классики и резиночку. Еще позже кокетничали с дворовыми мальчишками и даже целовались в подъезде.

Аня поставила чайник.

– Я вернулась! – вслух сказала она. – Я вернулась домой.

Она выпила горячего чаю и легла на диван, укрывшись пледом. Оглядела свою новую спаленку, бывшую детскую – всего-то восемь метров! – и подумала: «Как мне уютно. Я ведь всегда боялась больших помещений, пространства. Как это называется? Боялась толпы – это, кажется, демофобия. Мне всегда становилось нервно и тревожно в больших магазинах и выставочных залах. Психопатка, я не спорю. Я всегда и всего стеснялась, боялась выделиться из толпы, быть замеченной. Боялась ярко одеваться, привлекать к себе внимание. Мне нравилось зарываться в своей норе и прятаться, да».

Она закрыла глаза и вспомнила встречу со Светланой. Та стояла перед дверью нотариальной конторы, смущенная и перепуганная. Увидев Анну, она вздрогнула и побледнела. Анна любезно кивнула и попыталась улыбнуться, чтобы подбодрить. В тот день Светлана не показалась ей такой уж молодой – она увидела и ее морщинки, и усталые глаза, и бледную кожу. И никакая она не демоническая красавица – обычная женщина, обычная. Ничего примечательного – таких сотни. И ей, кажется, стало полегче.

По счастью, вся процедура заняла час от силы. Анна еле стояла на ногах, держась из последних сил. Наконец они вышли из конторы, и надо было прощаться.

– Спасибо вам, – тихо сказала Светлана хриплым от волнения голосом. – Большое спасибо!

– Пожалуйста, – просто ответила Анна. – Будьте там счастливы.

Она первая развернулась и пошла к метро, чувствуя, как дрожат руки. Она успокаивала себя, приговаривая: «Ну вот, всё, всё! Все закончилось, и слава богу. Закончилась та жизнь. И началась другая». Почему-то она обернулась. Светлана стояла на том же месте и смотрела ей вслед. Анна смутилась, кивнула, махнула ей рукой и быстро, не дожидаясь ответа, вошла в метро.

Каринка обиделась и пропала. Анна позвонила ей на следующий день, и ее сын, Кирюшка, сказал, что мама улетела в командировку.

– Надолго? – спросила Аня.

Он задумался:

– Ой, я забыл, теть Ань! Сейчас спрошу у Николы!

Никола тоже помнил приблизительно – кажется, мама должна вернуться через неделю или дней через десять. Точно и он не помнил.

– Спасибо, – ответила Анна, – я ей позвоню. И кстати, мальчишки, если что-то надо – я здесь, рядом. В подъезде напротив.

Новая жизнь не начиналась. Все было по-старому. Анна сидела дома, рассматривала альбомы с семейными фотографиями, вспоминала родителей и Березкина и много плакала. Хандра не проходила. Спасали старые книжки, собранные родителями – те, что она читала в юности. Она с удовольствием перечитывала Чехова и Тургенева, Гончарова и Пруста, Золя и Мопассана. Иногда смотрела старое кино по телевизору. Наступил март, и по утрам по окнам и подоконнику мелко стучала капель.

Каринка простила ее – конечно, простила. Но забегала нечасто – дела. Сашенька собирался жениться – прибавилось хлопот и тревог.

Как-то вечером, в субботу, сидели у Анны и пили белое вино. Молчали. Анна видела, как Каринка устала, да она и не скрывала:

– Да, Ань, устала. Командировки, кафедра, научная работа. Как хочется отдохнуть где-нибудь на теплом море, под пальмами! Лежать и не двигаться – красота! Просто смотреть на море и молчать. День, два, неделю. И чтобы – никого!

– Даже меня? – усмехнулась Аня.

– Даже тебя, прости! – улыбнулась Карина. А после спросила: – Ты все-таки простила своего Березкина?

Анна улыбнулась:

– Ты только подумай, как мне повезло. Я же ничего не знала при его жизни ни про эту женщину, ни про их детей. А как бы я страдала, ты представляешь? Как мучилась! Тогда я бы его не простила. А потом он умер, и кого мне теперь прощать?

– Знаешь, – задумчиво сказала Карина, – я тебя всегда считала такой… козой, тетехой. Одним словом, росомахой – уж прости и не обижайся.

Анна перебила ее:

– В смысле того, что я никогда не могла принять решение, да?

– Ну и это тоже, да. Не обиделась?

Анна покачала головой:

– Так правда же, на что обижаться?

– А ты такое выдала… На это способен только сильный человек, с большой силой воли. И силой характера. И еще – с огромной, необъятной душой. Короче, ты, Анька, меня потрясла.

Анна отмахнулась:

– Да брось ты! Я же не от необходимого отказалась, а от лишнего. Я ведь так хотела начать новую жизнь! А не получается, Кара, почему-то не получается. А ты говоришь – сильная. Какая я сильная? Плакса я, рева и страшная трусиха.