Читать книгу "Код фортуны - Наталья Калинина"

– Тебе эта история может показаться не стоящей таких переживаний, но она действительно принесла мне очень много горя.

– Верю, верю.

– Я рассказала об этом тебе для того, чтобы ты не думала ошибочно, будто меня изнасиловали. Тебе же ведь это в голову тогда пришло? Я, к сожалению, не сразу поняла, что ты на самом деле имела в виду. У меня не было ни одного мужчины! Ни одного! Я когда-то об этом уже говорила тебе и не обманула.

– Да, да…

…Как трогательно! Он чуть не издал смешок, но вовремя подавил его, боясь привлечь внимание. Пожалуй, надо бы устроиться ему подметать коридоры в закулисье на самом деле – таких историй наслушаешься! А если потом продавать эти рассказы жадным до сенсаций журналистам, то он просто озолотится! Но сейчас его волновала не нажива. Он опустил голову и вновь начал мести коридор, удаляясь от девушек.

– Инга, может, поедем в ресторан? Поужинаем вместе! Твоего брата и его жену я тоже приглашаю!

– Нет, нет, Лёка, не сегодня. Хочу, но никак не могу. В следующий раз!

– Ладно, – сдалась девушка.

Поцелуи в щеки, обязательные слова добрых пожеланий при прощании. «Прощайтесь, ласточки мои, прощайтесь», – зло подумал он, разрываемый двумя противоречивыми мыслями – за кем двинуться. За ней, его богиней, его истинной жертвой? Или за этой коротко стриженной рыжей, лесбиянкой, которую он должен убить по чьей-то прихоти, в уплату за потребованное.

– Береги себя! И обязательно носи то, что я тебе дала. Я переживаю за тебя, – сказала Инга. И в этот момент он понял истинный смысл нелепого на первый взгляд выбора жертвы. Это было спланированной, а не спонтанной частью спектакля, в котором его, зрителя, пригласили поучаствовать. Именно пригласили, почетно, будто доверили перерезать ленточку на торжественном мероприятии, а не обязали. Он заказывал страдания? Так разве не будет ему сладко осознавать, что к ее страданиям он имеет прямое отношение? Одно из несчастий, которые обрушатся на нее, принесет ей он. Он уже без сожаления проводил взглядом направившуюся в противоположную сторону фигуру высокой длинноволосой девушки и ощупал в кармане шнурок из скользкого материала. Пусть идет! Пока. Скоро ей предстоит испить чашу страданий до дна.

А жертва, беспечно что-то напевая себе под нос, уже шла ему навстречу. Он пропустил ее, а затем, аккуратно положив метлу на пол, бесшумно двинулся следом за рыжеволосой девушкой.

VIII

Она не любила Петербург. Лиза была там всего однажды – в начале прошлого лета, когда папа возил ее к какому-то доктору. И северная столица ей не понравилась с первого взгляда. Да, она была красива, куда красивее их маленького городка, в котором из достопримечательностей всего-то – памятник морякам-черноморцам на центральной городской площади размером с два платка, да уже несколько лет стоявший закрытым музей, в котором Лиза никогда не бывала. Петербург же поражал обилием памятников, соборов, размахом площадей и широтой улиц. Один только Невский проспект чего стоит! А Дворцовая площадь! Лиза, когда увидела ее в первый раз, даже подумала, что их городок почти целиком мог бы уместиться на этой площади.

И все же Питер ей не понравился. Во-первых, поездка была устроена не для отдыха и развлечения (и на прогулку по городу они смогли выделить лишь полдня): Лизу возили к профессору, который должен был тогда установить причину, почему она не разговаривает, и назначить лечение. Профессор ничего нового, отличного от уже слышанного отцом Лизы от других докторов, не сказал, лечения не назначил, сообщив, что Лизина немота – результат сильной психологической травмы. И что вылечить девочку могут время, положительные эмоции и забота. Видимо, папа так уповал на то, что профессор выпишет какое-то чудодейственное средство, которое «разговорит» его дочь в три дня, что, услышав такой вердикт, заметно разозлился. Он не повеселел, даже когда оставшиеся до самолета полдня прогуливался с дочерью по городу. Лиза тоже находилась в подавленном состоянии – и потому, что чувствовала себя виноватой, не оправдав надежд отца, и потому, что ясно понимала, о чем думает папочка. А думал он о том, что ему пришлось ради этой поездки оставить работу на целых два дня, а результата не получено. Папочка любил результат даже больше, чем саму работу.

Петербург не понравился девочке еще и потому, что встретил их тогда не солнцем, а моросящим дождем, холодом и ветром. И Лизе сразу подумалось, что город этот – надменен, холоден, чопорен, как английская леди из высшего общества.

Еще он был небогат на краски (так Лизе показалось потому, что сквозь моросящий дождь все виделось серым), тогда как ее родной городок был таким ярким, словно раскрашенным акварелью во все цвета палитры. В те два дня она ощущала только грусть и тоску, ей хотелось домой и даже не радовало общество обычно вечно занятого папочки.

И вот в этот город она должна была теперь вернуться вместо обещавшей много положительных эмоций поездки в Москву к Инге. Лиза паковала чемодан в своей комнате с такой обреченностью, будто ее отправляли в ссылку. Украдкой она вытирала слезы обиды на отца, мысленно роптала на несправедливость судьбы – она так долго ждала этих каникул, строила на них такие блестящие планы, и вот все поменялось в один момент, и не в лучшую сторону.

Лиза отправлялась в поездку в знакомой компании. С тетей Таей, маминой подругой, и ее двумя сыновьями Сашкой и Виталькой. Парни были старше Лизы на четыре и два года, у них были свои, «мужские» и «взрослые», интересы, хоть с Лизой они и приятельствовали. Но все равно общество мальчишек – не такое веселое. С Ингой девочке было бы куда лучше.

У папы возникли какие-то большие проблемы на работе, поэтому он отменил поездку в Москву. «А как же Инга?!» – ужаснулась тогда Лиза, потому что знала, что у ее старшей подруги на днях должен быть день рождения. «Понимаешь, дочь…», – начал папа, присаживаясь перед ней на корточки и заглядывая прямо в глаза – так, как она не любила. Он рассказал, что у него на работе возникли большие сложности и что, если он уедет в этот трудный момент, много людей могут остаться вообще без работы. Папа объяснять не умел – разговаривал он с ней как со взрослой, но при этом пытался некоторые вещи преподносить как ребенку, преуменьшая и смягчая там, где не было необходимости, но самое сложное излагал прямо, теми словами, какими привык разговаривать со своими сотрудниками и партнерами. Лизе не все бывало ясно, но в этот раз она поняла. «Но как же Инга?» – все же пыталась она добиться прямого ответа на вопрос, от которого отец уходил. «Она… А что она? Инга поймет», – сказал отец, но в его голосе просквозила такая неуверенность, что Лиза сразу поняла, что Инга рассердится и обидится. И девочке на душе сразу стало очень и очень грустно. До слез.

«Не плачь, ребенок, – неловко попытался утешить ее отец, заметив, что дочкины черные глаза влажно заблестели. – У тебя будут каникулы!..» – «Я полечу в Москву?!» – обрадованно закричала Лиза, и ее слезы мгновенно высохли. «Нет, – после паузы ответил отец. – В Питер».

Лиза не разговаривала с ним весь вечер. Поначалу папочка пытался загладить вину – заискивал, сыпал какими-то обещаниями, уговаривал. Но напрасно – Лиза твердо держала оборону, как стойкий оловянный солдатик. Под конец папа рассердился – от бессилия и чувства вины. Но Лиза его так и не простила.