Читать книгу "Портфель капитана Румба - Владислав Крапивин"

Накануне отплытия устроили большой праздник с плясками у костров и угощением. Танцевали все: и островитяне, и моряки. Даже дядюшка Юферс прыгал, ухватив за талию хорошенькую коричневую девушку. Только Гвоздик почти не веселился. Он задумчиво сидел у огня рядом с Тонгой Меа-Маа, и она гладила его отросшие пушистые волосы…

Отправление в рейс было обставлено со всяческой торжественностью. Жители острова стояли по берегам бухты Тагао и махали пальмовыми ветками. На уплывающих надели венки из цветов. Граммофон проиграл песенку о прекрасной Марианне. Загудела акулья кожа на барабанах, в которые ловко били юные королевские барабанщики — ими командовал, конечно, Туги…

К притихшему Гвоздику подошла необычно смущенная Цыца-ига и подарила свистульку из плоской перламутровой раковины. А потом убежала, растолкав провожающих локтями.

Под гул барабанов был распущен четырехугольный парус (бывший марсель «Милого Дюка»), и плот медленно двинулся к выходу из бухты. Взлетел на мачту оранжевый флаг королевства Нуканука. С крепости грянуло салютом орудие, выбросило тугой белый дым. Охохито приложил к запалу мортиры фитиль, и та бухнула в ответ с такой упругой силой, что плот вздрогнул и все присели.

Только Гвоздик не вздрогнул. Он будто даже не слышал грохота. Стоял неподвижно и смотрел на берег. Потом…

Потом случилось то, что сломало всякую торжественность.

— Нет!! — крикнул Гвоздик и бросился с плота в воду.

Плавать научился он здесь отлично. Поэтому в несколько взмахов достиг отмели, выскочил на песок и помчался туда, где в своем парадном платье и ожерельях стояла громадная седая Тонга Меа-Маа.

Гвоздик обхватил тетушку Тонгу, как могучее дерево. Прижался к ней.

— Маа…

Она тоже обхватила его большущими ладонями.

— Маа… Не поеду, не хочу без тебя!

Конечно, был убран парус, и плот подтянули к берегу. Толпа обступила Тонгу Меа-Маа и плачущего мальчика. Коричневые сморщенные старики качали головами. Мальчишки и девчонки смотрели насупленно и понимающе. Взрослые шумно обсуждали неожиданное событие. Сквозь толпу протолкались дядюшка Юферс, шкипер Джордж и Чинче.

— Дикки… Ты что же это… Пойдем, ехать надо… А, Дикки… — Дядюшка топтался вокруг, будто у кипящего «самопала» (или «самохвала»), когда неизвестно, как его ухватить.

А Гвоздик уже рыдал в полную силу. Это были не те наполовину притворные слезы, когда его не хотели брать на Акулью Челюсть. Сейчас было настоящее горе. Нестерпимое. Гвоздик отчаянно держался за тетушку Тонгу и вскрикивал, что никуда не поедет без Маа. А она прижимала его, что-то бормотала и сердито ворчала, поглядывая на всех из-под седых бровей.

— Но, Дикки… Если ты не поедешь… тогда как же я?.. — жалобно сказал дядюшка Юферс.

— Не знаю… Оставайся тоже…

— А как же наша таверна? И коллекция… Так славно все было задумано… Неужели ты всего этого не хочешь?

— Хочу… — Рыдания опять встряхнули Гвоздика. — А без Маа не хочу!

Дядюшка Юферс осторожненько взял племянника за плечо, но Гвоздик дернулся и лягнул воздух ногой. А Тонга Меа-Маа заурчала, как тигрица, у которой трогают детеныша.

Совершенно растерявшийся папаша Юферс оглянулся на шкипера Джорджа. И на Чинче. Коротышка Чинче важно сказал:

— Тут, капитан, дело нешуточное…

Шкипер Джордж сдвинул с затылка на лоб шляпу.

— Так что же, по-вашему, разве я не понимаю?.. Когда меня первый раз увозили от мамы, я рыдал почти так же. А ехать-то было всего полсотни верст, в гости к тетушке Соне…

Хорошо, когда капитан помнит свою маму.

Однако никто ничего не мог придумать. И оторвать от тетушки Тонги Гвоздика не могли. Да и не пытались. И тогда все решила сама мудрая Тонга Меа-Маа.

Она обвела всех насупленным взглядом и сообщила вот что. Раз уж так получается, она едет с мальчиком в Европу. Да! И не надо попусту вопить, бренчать погремушками и рвать на себе от горя мочальные юбки. Король уже достаточно умный и взрослый, чтобы обходиться без няньки. У всех мальчиков и девочек на острове есть свои маа, а у этого мальчика нет. Когда малыш станет большим, Тонга Меа-Маа вернется на Нукануку, время летит быстро. А посмотреть, как живут в Других королевствах, ей давно хотелось. Может быть, найдет там что-то полезное и для своей страны… А кроме того, она так полюбила своего паи-паи, что если расстанется с ним, то высохнет от горя, как старая банановая кожура на солнце… Поэтому пусть братец-король выписывает иностранный паспорт!

Простодушные жители Нукануки были, конечно, опечалены отъездом любимой Тонги. Но восхищение ее мудростью было сильнее печали. И к тому же все радовались за Гвоздика, который просто обмирал от неожиданного счастья.

Отплытие отложили на сутки. Вечером снова устроили праздник. На этот раз Гвоздик резвился вместе со всеми. Он так разошелся, что даже пустился в пляс вместе с Цыцей-игой, которая, конечно, была счастлива (хотя и вздыхала порой по поводу скорого расставания). На другое утро опять состоялись торжественные проводы. Тонга Меа-Маа с двумя рогожными тюками взошла на плот, где для нее срочно построили отдельную каюту.

— Мадам, вы будете украшением нашего общества, — сказал галантный капитан Седерпауэл.

— Да уж само собой, — отозвалась тетушка Тонга и глянула на шкипера Джорджа столь величественно, что он оробел.

Снова били барабаны и звучал граммофонный гимн.

— Гвоздик, приплывай опять! — кричала из толпы Цыца-ига.

— Ладно-о-о!

Грянуло орудие на форте, и в ответ, сотрясая плот, бухнула мортира. И самодельный корабль неторопливо двинулся в океан. Теперь уже окончательно.

Часть VI
ДВЕ ПУГОВИЦЫ

1. ГВОЗДИК И ЗВЕЗДЫ. — МИРНАЯ ЖИЗНЬ НА ПЛОТУ. — МАКАРОНИ ОПЯТЬ БОИТСЯ. —

СТОЯНКА НА ОСТРОВЕ. — СИГНАЛ ТРЕВОГИ.

Вновь наши путешественники оказались в открытом океане. Добрый, спокойный ветер наполнял паруса и двигал самодельное судно к юго-западу. Длинная зыбь приподнимала и опускала плот столь бережливо, что он почти не поскрипывал.

Было новолуние, ночи стояли черные, и небо опять развешивало над Гвоздиком такое количество сверкающих звездных миров, что он замирал. Сядет у входа в тростниковую каюту, положит голову на колени дремлющей Маа и смотрит, смотрит в глубину Вселенной. Она была тысячеэтажная, эта Вселенная, — громоздила над мальчиком бесконечные ярусы пространств, усыпанные миллиардами ярких фонариков, каждый из которых был тайной. И все вместе они сливались в одну громадную тайну.

И появились у Гвоздика обычные в таких случаях мысли:

«Почему мир такой бесконечный, а я такой крошечный?»

«А что значит «крошечный» и что значит «бесконечный»? Может быть, разница такая громадная, что она где-то исчезает, не выдержав этой громадности, и тогда получается, что бесконечно маленький и бесконечно большой — одно и то же?»