Читать книгу "Дневник пани Ганки - Тадеуш Доленга-Мостович"

Я не могла удержаться от того, чтобы не обронить:

– Это очень ловко придумано.

– Что именно? – делано удивился он.

– Ну, вся эта история про Станислава. Ну да ладно.

Он взял меня за руку.

– Слушай, Ганка, – спросил с улыбкой, – а может, ты полагаешь, что я те деньги прогулял в Париже?

Я пожала плечами:

– У меня нет права вмешиваться в твои денежные дела. Даже если бы ты их прогулял, что, впрочем, полагаю, не так, ты имел бы на это право. Ты прекрасно знаешь: деньги меня не интересуют. Мне было лишь немного жаль, что ты не посчитал необходимым сказать мне об этом хоть слово. К тому же в последнее время ты сделался скрытным. Почти не разговариваешь со мной. Я не могу избавиться от впечатления, будто тебя угнетает что-то и ты нечто от меня скрываешь.

Яцек стал серьезным и некоторое время молчал. А потом заговорил:

– Ганечка, не хочу скрывать от тебя ничего из того, что в равной степени касалось бы нас двоих. И если ты увидела симптом моей якобы скрытности в том, что я не упоминал о деньгах, данных в долг Станиславу, то я постараюсь тебе объяснить. Те пятьдесят тысяч я снял и отдал Станиславу в день своего отъезда в Париж. В тот день у меня буквально не было свободной минутки, я был занят тысячью дел. Ты и сама об этом знаешь. Если же говорить о том, что меня грызет… – Тут он сделал паузу и добавил, не глядя мне в глаза: – Должен признаться, интуиция тебя не подводит. У меня и правда есть определенные проблемы. Даже весьма серьезные проблемы. Они не касаются ни нашей жизни, ни моего положения – ни вообще нашего «сейчас».

Яцек замолчал снова, а я затаила дыхание.

– Видишь ли, любимая, – сказал он, – некогда, будучи еще молодым и неопытным, я совершил легкомысленный поступок. Я имел все основания полагать, что последствия той легкомысленности уже давным-давно ликвидированы. Но теперь, весьма неожиданно, появились определенные отголоски моего необдуманного поступка, и они вызвали определенные трудности. Я бы предпочел обо всем этом не говорить тебе. Более того. Мне кажется, молчание тут разумно по целому ряду причин.

Я тряхнула головой:

– Не могу представить себе никаких обстоятельств, которые способны выстроить между мужем и женой стену тайн. Муж должен считать жену вернейшим своим другом – конечно, если он ее любит.

Яцек припал подле меня на колено и спросил, глядя мне в глаза:

– Как ты можешь сомневаться в том, что я тебя люблю? Что люблю тебя больше всего на свете?

Он был прямо-таки прекрасен с этими влажными глазами и с этой легкой дрожью в голосе. В один миг я поняла, что должна ему верить, поскольку не только он меня любит, но и для меня он – единственный и я люблю его сильнее всех прочих. Я была склонна уже отказаться от всех подозрений, отбросить свои вопросы, но некий дух противоречия заставил меня произнести:

– Я знаю, что ты меня любишь, только не понимаю, отчего ты не желаешь предоставить мне хотя бы какие-то доказательства?

– Ганка! – крикнул он. – И какие же доказательства от меня ты хочешь видеть?

– Не хочу никаких. Но я бы желала, чтобы ты оставался со мной откровенен.

Он схватил мои руки и, сжимая их, произнес:

– Ты должна мне верить, когда я говорю, что слишком тебя уважаю, чтобы сейчас же, пока я не решил этого дела до конца, запятнать твое воображение и твои чистые помыслы этими отвратительными вещами.

– Прямо-таки отвратительными?..

– Да. Когда все минует – а я имею право на это надеяться, – то абсолютно иначе сумею представить тебе все, а ты совершенно по-другому все воспримешь.

Он говорил еще долго и чрезвычайно убедительно, ссылался на свою честность по отношению ко мне, чего я и вправду не смогла бы отрицать, а потому мне пришлось-таки поверить в его добрые намерения.

Но, несмотря на все это, я ни на миг не задумывалась над тем, чтобы оставить все дело Яцеку, отказавшись от собственного расследования. После сегодняшнего своего посещения полковника Корчинского я еще больше уверилась в своей способности все решить куда лучше Яцека. Однако меня беспокоит отсутствие звонка от дяди Альбина. Эта рыжая выдра может так заморочить ему голову, что он позабудет о том, зачем с ней познакомился. Он, конечно, патентованный дамский угодник, но самый ловкий в таких делах мужчина перед лицом любой красотки становится безоружным ягненком. Нужно только уметь с ними управляться. А уж англичанка эта наверняка в семи водах выкупана.

Одного я не могу понять, отчего она оставила Яцека так быстро после свадьбы? Он же действительно чудесный и для любой женщины оказался бы прекрасной партией.

Вечером мы принимали на обеде с десяток гостей. Все удалось замечательно. Тото, этот заправский гурман, сказал, что такой корейки из серны он не ел никогда в жизни. Крем из каштанов тоже был превосходным. Только мадеру никто не отметил, хотя она-то была несравнимо лучше, чем на последнем обеде у министра. Не стоило клянчить ее у мамы.

Около двенадцати они наконец-то разошлись, и я могу теперь спокойно описать впечатления о прошедшем дне. В спальне у Яцека сидит тетка Магдалена и мучает его какими-то рассказами. Мне она не так уже сегодня и неприятна, потому что прием и вправду удался. Как я рада, что Яцек теперь в Варшаве. Я сказала Тото, что отныне смогу встречаться с ним куда реже. Он ужасно переживал. Вот и славно. Пусть не думает, будто все в этой жизни так легко.

Что случится завтра? Нынче всякий день приносит что-то фраппирующее. Мало кто из женщин может похвастаться настолько же богатой, как моя, жизнью. Возможно, когда-нибудь напишу о себе роман, думала я. Когда нынче вечером рассказала об этом Виту Гомбровичу, он меня сильно уговаривал. Как это он сказал?.. Ага! Что исповедь Ренана рядом с моим романом побледнеет. (Я не уверена только: Ренана, Руссо или, возможно, Рембо. В любом случае – какого-то французского писателя на «Р».) Очень красиво он сказал это. Нужно бы прочитать его книгу, хотя Мушка читала и утверждает, будто ничего из нее понять не может. Я всегда знала – она не интеллектуалка. Как можно не понять книгу? Я понимаю все, даже те астрономические сочинения Джинса.

Надо бы завтра непременно приказать заузить мой каракуль и уменьшить клеш понизу.

Наконец тетка пошла к себе. Сказать честно, я соскучилась по Яцеку.

Пятница

Приехал Роберт. По-настоящему приятной неожиданностью стало, когда в телефонной трубке вместо голоса той выдры-горничной я услышала его теплый баритон. Это улучшило мне настроение на весь день, а ведь проснулась я в ужасном состоянии. Да и любая на моем месте была бы сердита. Так ли должен вести себя муж после долгого отсутствия? Когда я вчера вошла в его спальню, он даже не соизволил заметить, что на мне новый милый халатик. А мне его трижды переделывали, пока не дошили. Истинное чудо: белый матовый шелк, очень толстый, скроенный по образцу францисканской сутаны. С капюшоном и небывало широкими рукавами. В удивительную складочку и дает чудно эффектную оправу для головы. Когда б я могла показаться в нем Роберту – тот бы ошалел от восхищения. Нужно быть полностью лишенным эстетического вкуса, чтобы не заметить этого.