Читать книгу "Сущность зла - Лука Д'Андреа"

— А ты, наоборот, хочешь угостить меня пирожком?

Луис откинулся на спинку кресла, в котором сидел. Протянул руку, вытащил из тумбочки трубку и табак.

— Этого разговора не было, понял?

— Понял.

— И хватит вилять хвостом, Американер. Пирожком я тебя угощу, да не таким уж вкусным. Расскажу тебе пару историй, которыми ни у кого в «Лили» не хватит духу с тобой поделиться. И все потому, что пирожок-то — с начинкой из воздуха.

— То есть пустой?

— Genau. Пустой. С начинкой из воздуха. И хотя жена моя вырастила двоих чудесных детей, по-моему, так: если ты даешь мальчишке попробовать пирожок, а начинка в нем противная, он, по крайней мере, перестанет сновать по дому, будто голодный пес.

Я улыбнулся в ответ на его улыбку.

— Думаю, Вернер рассказал тебе о том, что случилось, лучше, чем мог бы это сделать твой покорный слуга. Он всегда умел подобрать правильные слова. Не кто иной, как он, ездил говорить с политиками и побивал их в их же любимой игре: говорильне. А я всего лишь лесоруб, потерявший ногу, я прочел одну-единственную книгу, сборник шуток, которые не смешат, и если в кино ничего не взрывают, я засыпаю. Но могу догадаться, чего хотят люди. А ты хочешь того, что по телевизору называют «местные слухи», так или нет?

— Так.

Луис сделал затяжку. Я услышал, как потрескивает табак.

Пахло приятно.

— Кто это сделал? — мрачно проговорил он. — Вопрос, вокруг которого все вертится. Кто убил этих бедолаг? Власти решили: никто. Но в восемьдесят седьмом арестовали одного типа, бывшего полицейского из Венеции, который убил, в разное время, троих туристов в Доломитовых Альпах, между окрестностями Беллуно и областью Фриули. Разрубил их топором на части. Он объявил, будто его судили предвзято. Адвокат настаивал на душевной болезни. В ходе процесса кто-то припомнил бойню на Блеттербахе, полицейские провели расследование и, похоже, нашли кое-какие намеки на то, что тот тип болтался по нашим краям в апреле-мае восемьдесят пятого. Намеки очень смутные: если нет ни доказательств, ни признания, тогда что?

— Ничего.

— Его признали недееспособным. Сумасшедшим, не злодеем.

— По-твоему, это сделал он?

Луис нацелил на меня трубку, будто пистолет.

— Я угощаю тебя пирожком с начинкой из воздуха, парень. Тебе решать.

— Давай дальше, — бросил я с нетерпением.

— Дальше — след браконьеров. Как видишь, и ты попался в ловушку, заранее решив, что убийца был один. А что, если злодеяние совершили несколько человек? В конце концов, никаких доказательств первого найдено не было.

— Точно, — буркнул я. Как-то позабыл, что версия Вернера — всего лишь версия, а не объективная истина. Типичная ошибка начинающего следователя, упрекнул я себя.

— Охота здесь у нас для многих — часть жизни. Добывают косуль, ланей, горных козлов, фазанов, бекасов. А еще тетеревов и волков, когда они тут водились. В задней комнате «Лили» стоит чучело рыси. На табличке значится «1888», но, по-моему, чучело сделали позже, поэтому его и не выставляют.

— Плохая реклама?

— Ну да, но дело не в этом. Даже сейчас не все в Зибенхохе переварили эту историю с заповедником. Только представь: в восемьдесят пятом заповедник представлял собой всего лишь заявку, отпечатанную на машинке и погребенную среди прочих бумаг на столе какого-нибудь провинциального чинуши. Некоторые охотники соблюдали правила, но и браконьеров было полно.

— Зачем им было убивать тех троих?

— Из-за Маркуса. Маркус был целью. В восемьдесят пятом ему едва стукнуло шестнадцать, но он свое дело крепко знал. Ходил за Максом как приклеенный, во всем ему подражал, и Курту тоже. Хотел тоже поступить в Лесной корпус. А Макс-то, Макс: — стоило Маркусу появиться поблизости, видел бы ты, как он хорохорился: грудь колесом, ботинки сверкают. — Луис покачал головой. — Мальчишки оба, но у мальчишек море энтузиазма. А с энтузиазмом всего можно добиться. Маркус всем тут плешь проел, твердил, что заботится об охране окружающей среды: упрямец, каких мало. Услышит о незаконной вырубке или убое — пойдет и настучит Командиру Губнеру. Командир Губнер заполнит бумажки, покивает, поблагодарит, а сам усмехается себе в усы, смеется над мальчишкой. До инфаркта Командир Губнер тоже охотился. Тут и говорить нечего: стоило Маркусу выйти из конторы, как все протоколы летели в печку. Так что вот тебе вторая теория.

— Мстительные браконьеры?

— Браконьеры, которых бьют по кошельку. Маркус повадился разорять их тайники.

— Тайники? — переспросил я, поднимая брови.

— Большую часть денег браконьеры выручают не от продажи оленины ресторанам. Они много наваривают на ловле птиц. Забирают птенцов, ставят силки на вьюрков и малиновок. За них хорошо платят.

— А Маркус убирал силки.

— Именно.

— Веский мотив, чтобы убить его?

— Это дело совести каждого. Но вот послушай: в конце семидесятых я застукал Эльмара с полным мешком птиц. Галки, одна завирушка и два птенца белой куропатки. Он сказал, что знает одного типа в Салорно, который выложит за птенцов немалую сумму.

— Какую?

— Через неделю мы с ним поехали в Тренто покупать «ардженту» цвета слоновой кости.

— Ему столько заплатили?

Луис пожал плечами:

— Конечно, две куропатки его не сделали богачом, но я бы сказал, что немалая часть суммы происходила из того мешка.

— Что еще?

— Ты разве не слышишь, Сэлинджер, как скрипят твои челюсти, пережевывая воздух?

— Может, мне это нравится.

С задумчивым видом Луис припал к трубке.

— Отец Эви.

— Коммивояжер из Вероны?

— Мауро Тоньон. Говорили, будто он вернулся в Зибенхох вне себя от ярости. Будто он убил Эви из ненависти к бывшей жене.

— Из ненависти?

Луис подмигнул:

— Он был проклятущий Walscher, разве нет?

— Эта версия мне кажется немного…

— Притянутой за уши? Расистской? Все вместе? Так и есть: это относится и ко всем прочим историям. Местные слухи, далекие от правды. Никто не знает правды о бойне на Блеттербахе. Все только предполагают.

— Насчет него проводилось расследование?

— Никто даже не знал, что с ним сталось, с этим ублюдком. Но слухи распространялись. — Луис забарабанил по подлокотнику кресла скрюченными от артрита пальцами. — Еще есть версия о сведении счетов.

— По поводу чего?

— Наркотиков.

— Наркотиков? — в растерянности переспросил я.

— Опять Маркус.

— Он употреблял наркотики?