Читать книгу "Любовь и безумства поколения 30-х. Румба над пропастью - Татьяна Умнова"

– Но я буду жить с вами!

И я ответила:

– Ну конечно, Любочка!

(Когда я написала об этом своим родителям в Ригу, они решили, что я помешалась.)

Но потом она стала говорить мне о Мише дурно:

– Ты не знаешь, на что идешь. Он жадный, скупой, он не любит детей.

И тогда я сказала:

– Нет, Любочка, боюсь, нам не придется жить вместе. Я слышать не могу, как ты говоришь о нем плохо. Ну какой Миша скупой?!.

И тогда решили купить Любе однокомнатную холостяцкую квартирку – тут же, через стену».

3 октября был расторгнут брак Булгакова с Любовью Евгеньевной и 4-го заключен брак с Еленой Сергеевной. По словам Михаила Афанасьевича, они «обвенчались в ЗАГСе».

«Мы расписались, но я должна была еще жить у Шиловского – Любина квартирка еще не была готова, – рассказывала Елена Сергеевна, – ей некуда было переезжать. Булгаков очень мучился этим. Его пригласили тогда ленинградские театры, и мы уехали на две недели. Жили в „Астории”…»

Именно там, в «Астории», в первые месяцы супружеской жизни с Еленой Сергеевной Михаил Афанасьевич начал писать «Мастера и Маргариту».

9

Елена Сергеевна оказалась идеальной женой для Булгакова. Она сумела обеспечить ему комфортный быт, и в их квартире всегда было красиво и уютно, стол поражал роскошью и изобилием, и Михаил Афанасьевич с удовольствием демонстрировал свое старорежимное хлебосольство, принимая в гостях всю литературную и театральную богему Москвы.

В 1934 году Булгаковы переехали в Дом писателей в Нащокинском переулке, в хорошую большую квартиру. Дзидра Тубельская вспоминала: «Жили Булгаковы на верхнем этаже писательского дома. Входная дверь открывалась в переднюю, сплошь уставленную книжными полками. Далее главная комната – гостиная. Стены ее были оклеены синими обоями. Мебель красного дерева, на потолке – хрустальная люстра. В центре комнаты, под люстрой, – круглый стол, раздвигавшийся, когда приходили гости. В углу – рояль. Из этой комнаты две двери, направо и налево, вели в кабинет Михаила Афанасьевича и в комнату Сережи, младшего брата Жени».

При всем при этом Булгаковым почти всегда не хватало денег: Михаил Афанасьевич просто не умел экономить да и зарабатывал не всегда достаточно для удовлетворения своих же собственных запросов. Но Елена Сергеевна искусно вела любовную лодку мимо хозяйственных мелей.

И она по-прежнему старательно следила за своей внешностью, посещала парикмахера, косметичку и маникюршу, восхищала всех изысканностью своих туалетов, а обувь шила на заказ у известного всей столице Барковского. Дзидра Тубельская, посещавшая дом Булгаковых в 1938 году, была потрясена, когда Елена Сергеевна однажды «открыла в кабинете Михаила Афанасьевича свой секретерчик и продемонстрировала мне свои любимые духи. Я таких больших флаконов в жизни не видела! Ее любимыми духами были „Мицуки” фирмы Герлен. Она также под настроение предпочитала „Шанель № 5”. Эти духи тоже имелись в огромном флаконе…» Так что Елена Сергеевна все годы брака оставалась все той же соблазнительной и блистательной женщиной, в которую когда-то влюбился Михаил Афанасьевич.

Искусствовед Виталий Яковлевич Виленкин, часто бывавший у Булгаковых, вспоминал: «Обаяние личности Елены Сергеевны было настолько сильным, что не поддаться ему было действительно трудно даже самому замкнутому человеку. Я никогда не встречал подобного соединения бескомпромиссно правдивой прямоты с такой душевной чуткостью. Сколько раз ее трудная судьба переходила в трагедию… и каким только чудом возрождалась ее способность так заразительно радоваться жизни, верить в людей и привлекать их к себе своей добротой, своим острым, живым умом, своей победительной, казалось, неподвластной времени женственной грацией!»

Елена Сергеевна была прекрасной хозяйкой и восхитительной любовницей для своего мужа, однако понимала, что главным для Михаила Афанасьевича все же остается его творчество. Елена Сергеевна сознавала и ценила гений Булгакова и старалась максимально облегчить для него творческий процесс, устраняя все, что мешает, то есть: вела за него переписку, отвечала на телефонные звонки, вникала в тонкости договоров и следила за своевременной выплатой гонораров. Она перепечатывала набело его рукописи перед отправкой в редакцию и помогала вносить правки.

И Михаил Афанасьевич понимал, какое сокровище он заполучил в жены в третий раз – тот, который от дьявола! – и даже через многие годы брака при расставании писал Елене Сергеевне страстные любовные письма: «Божество мое, мое счастье, моя радость. Я люблю тебя! И если мне суждено будет еще жить, я буду любить тебя всю мою жизнь. Королевушка моя, моя царица, звезда моя, сиявшая мне всегда в моей земной жизни! Ты любила мои вещи, я писал их для тебя… Я люблю тебя, я обожаю тебя! Любовь моя, моя жизнь, жена моя!»

Ему с ней было легко и комфортно жить. А вот ей временами приходилось трудно.

Елена Сергеевна постоянно чувствовала свою вину перед сыновьями. Особенно перед старшим, Женей, который часто гостил у них с Михаилом Афанасьевичем, но продолжал переживать «измену» матери.

С младшим было проще, он почти не помнил своей прежней семьи, и отношения с отчимом у него сложились прекрасные. Елена Сергеевна вспоминала: «Михаил Афанасьевич страшно любил Сережу. Редкий родной отец так любит. Он очень много проводил с ним времени. Он воспитывал в нем смелость, находчивость… Входил в комнату со словами: „Нет, Сергей, ты Немезида!” А тот отвечал: „Ну, это мы еще увидим, кто здесь Мизида, а кто не Мизида!” Михаил Афанасьевич хохотал, был очень доволен».

Но вот Женя… Его укоризненный взгляд…

«Когда мы сидели вчетвером за столом – я, Михаил Афанасьевич и мои сыновья, – рассказывала Елена Сергеевна Мариэтте Чудаковой, – и я была, конечно, самой счастливой женщиной на свете, – каждый из них спрашивал меня на ухо: „Кого ты больше всех любишь?” (все они были страшно ревнивы!), и я каждому говорила шепотом: „Тебя!”»

Но в общем, они были счастливы. Они всегда были счастливы. Все те недолгие восемь лет, которые им отвела судьба для супружества.

«Он ее веселил. Это продолжалось всю жизнь – Михаил Афанасьевич писал ей уморительные записочки, рисовал карикатуры, вырезал из газет фотографии, переклеивал их и комбинировал со смешными комментариями, – рассказывал Сергей Шиловский, внук Елены Сергеевны. – Он замечательно рассказывал анекдоты и умел быть душой компании – к ним постоянно приходили гости. Сначала был стол-фуршет, затем Булгакова просили почитать. И все сидели полночи, слушая то, что он сегодня написал…»

Да, случались тяжелые периоды, когда Булгакова не печатали и его пьесы не ставили. Но он не был репрессирован, а это для литератора такого масштаба, к тому же никогда не писавшего на востребованные советской властью темы, можно считать настоящей удачей или чудом. Многие гадали, почему Булгакова не тронули. Высказывали самые разные предположения, вплоть до совершенно безумных… Скорее всего Михаилу Афанасьевичу просто повезло. Или добраться до него не успели.