Читать книгу "Ленин - Роберт Пейн"

…Месяцев восемь или девять еще оставался он в Самаре — его не отпускала Мария Александровна. Наконец Владимир все-таки решился перервать пуповину, связывавшую его с семьей, и направил свои стопы в Санкт-Петербург. Ему тогда было двадцать три года. Там, в Петербурге, началась для него новая жизнь, жизнь настоящего революционера.

Конспиратор

в 90-х годах XIX века Санкт-Петербург отчасти напоминал человека, с трудом пробуждающегося после летаргического сна. 80-е годы, начало которых было омрачено убийством Александра II, стали временем глухой реакции. Было ощущение, что жизнь еле ползет, двигаясь вперед черепашьим шагом, без каких-либо событий и свершений. Советский историк М. Н. Покровский писал, что тот период ассоциировался в его сознании с тягучим, затянувшимся зевком. И вот наступило последнее десятилетие века, годы реакции уходили в прошлое. Общественная жизнь оживилась; промышленность успешно развивалась; усилился приток крестьян в города, где они нанимались рабочими на фабрики, заводы или в торговые компании; стремительно возрос национальный доход страны. Так что момент для революционных затей был не самый подходящий.

Владимир Ульянов приехал в Петербург, имея с собой стопку книг, цилиндр отца и его же сюртук, а также обещание матери высылать ему на содержание скромную сумму денег, отчисляемую из дохода с имения в Алакаевке. Кто-то из друзей семьи Ульяновых дал ему рекомендации для поступления на службу в качестве помощника к петербургскому адвокату Волкенштейну. Но работа у адвоката больших доходов не приносила. Он нашел жилье в меблированных комнатах, за которое платил пятнадцать рублей в месяц. Днем он работал, вечера посвящал революционной деятельности.

Прошло всего шесть лет с той поры, когда он поступал в Казанский университет, но за это время он успел неузнаваемо измениться. В нем уже ничего не осталось от очаровательного юноши, каким он был запечатлен на фотографической карточке шестилетней давности. Теперь он выглядел чуть не вдвое старше. Он заметно облысел, по худому лицу пролегли морщины; у него появились аккуратно подстриженная бородка и усы. В революционных кружках он был известен как Николай Петрович. Но чаще его звали «старик». В серьезности он не уступал человеку средних лет и рассуждал так убежденно, с таким знанием дела, как будто у него за плечами была целая жизнь, отданная революционной борьбе. А ему было двадцать три года.

В то время в Петербурге, как и по всей России, существовали кружки, в которых изучали работы Маркса. Преимущественно такие кружки возникали в среде молодых юристов. Поэтому не случайно именно в «Юридическом Вестнике» то и дело появлялись длинные статьи, в которых авторы серьезно и обстоятельно анализировали работы Маркса, проявляя глубокую осведомленность в данном предмете. О том, чтобы привлечь к изучению марксизма рабочие массы, речи еще не возникало. Только изредка кое-где собирались небольшие группки из рабочих, чтобы послушать, как толкует Маркса какой-нибудь новоиспеченный марксист. Между тем Владимир в ту раннюю пору его агитационной деятельности неустанно проводил мысль о том, что пока рабочие не проникнутся революционными идеями, а теоретики революции не вникнут в условия жизни рабочих, не поймут их настроений, нужд, не узнают их образа мыслей — революции не бывать. Теория не должна существовать в отрыве от практики, они должны идти рука об руку.

Первые несколько месяцев по приезде в Петербург прошли почти в вакууме, он продвигался на ощупь, не зная пути, сам искал контактов, учился, писал. Надежде Крупской он признавался, что почти все свободное время блуждал по улицам. Ему хотелось выйти на марксистов; встречи бывали, но редко. Появление человека из образованных среди рабочих наверняка вызвало бы подозрение у полиции, а сыщики были повсюду. Поэтому он надевал кепку и потертое пальтишко и бродил по пустынным улочкам в рабочих кварталах на Петербургской стороне и Васильевском острове. Его интересовало: каков прожиточный минимум рабочей семьи, как рабочие связаны между собой, какие условия необходимы, чтобы рабочие объявили забастовку и т. п. Сведения, которые удавалось собрать, он аккуратно заносил в тетради. Возможно, уже тогда он заметил, что за ним следят.

В это время Мария Александровна с двумя младшими детьми жила в Москве. Она решила уехать из Самары, порвать с провинциальной жизнью ради детей, которым хотела дать хорошее образование в Москве. Владимир приезжал к ним во время каникул. Однажды январским вечером он присутствовал на студенческом вечере. Перед студентами выступал Василий Воронцов, экономист и социолог, снискавший себе славу как автор книги «Судьба капитализма в России». Он был идеологом либеральных народников 80–90-х годов. Выражая взгляды своих единомышленников, Воронцов выступал за немедленное уничтожение капитализма в России, не дожидаясь, пока он пустит в стране глубокие корни. Подобно Чернышевскому, он видел будущее России в создании идеального крестьянского рая, а не в развитии крупной промышленности. Он горько сетовал по поводу того, что крестьяне стремятся в Москву и Петербург, где их смалывают жернова этих сатанинских мельниц, заводов и фабрик. Как и Маркс, только с других позиций, он выступал за свержение существующего строя во имя построения идеального общества.

Билет на этот вечер чуть ли не в последний момент уступила Владимиру девушка, его знакомая по Самаре. Вечер проходил в трехкомнатной квартире на Бронной. По замыслу устроителей здесь должны были встретиться представители различных революционных групп, считающих себя противниками режима. Среди приглашенных был Виктор Чернов (впоследствии он станет одним из основателей партии социалистов-революционеров). Годы спустя он вспоминал, как на том вечере кто-то ему шепнул: «Взгляните на того паренька с лысиной. Личность весьма заметная, самый главный среди марксистов Петербурга». «Пареньком с лысиной» был не кто иной, как Владимир. Он нашел себе местечко у входа в комнату, где шло собрание, среди тех, кто должен был выступать перед публикой.

Главным оратором был объявлен Воронцов, которого все ласково называли «В.В.». Он пользовался глубоким уважением в студенческой среде, его книгами зачитывались, молодежь была склонна почитать его как пророка. Это был человек средних лет, плотного сложения, даже тучный; как и Владимир, он был лыс и тоже носил рыжую бородку. Владимир был знаком с работами Воронцова. Будучи еще в Самаре, он написал статью, в которой критиковал его взгляды.

Когда Воронцов поднялся, чтобы начать речь, аудитория тотчас смолкла. Для собравшихся он был не просто главный оратор на вечере; он уже стал для них легендарной личностью, живым воплощением русской революционной традиции. Случилось так, что Владимир не расслышал фамилию оратора. Но он с большим вниманием слушал Воронцова, делая пометки в блокноте, а когда тот закончил, обрушился на него с разгромной речью. Он нещадно раскритиковал «Народную волю» и разбил все попытки защитить идеи, которые она проповедовала. Виктор Чернов впоследствии вспоминал, что Владимир Ульянов напал на оппонента с такой неожиданной силой и убежденностью, словно ясно осознавал свое превосходство над ним; он говорил обоснованно, не глумился и, что особенно отмечал Чернов, не прибегал к бранным словам, без которых в дальнейшем он не мог обходиться. Когда, закончив речь, он сел, в зале послышался одобрительный гул.