Читать книгу "Смерть цвета бейсик - Александр Прост"

Ясно было, что нам просто повезло, как в лотерею выиграли, что через несколько часов они подведут свою махину и размажут нас к чертовой матери. Я пытался объяснить Боре, но у меня только кровавые пузыри лезли, да и не слушал он меня. Похлопывал по руки, нежно так, и успокаивал. Меня… меня, блин, успокаивал! Дескать, залатают, все будет путем, только молчи. Хотел я ему в ухо дать, чтоб заткнулся, но и того не смог.

Приехала скорая. В этом балагане, словно ничего особенного не происходило, продолжали работать скорые, и офисы, и торговые центры. По нездешнему высокому небу плыли роскошные мультяшные облака, и солнце плескалось в окнах высоток. После укола я очнулся только на следующий день, навсегда оставшись с привкусом несовершенного предательства. Оставить их одних было все равно что бросить пятилетних детишек в лесу. Мы вместе пришли и вместе должны были уйти или вместе остаться. И жениться на его жене тоже было нельзя.

«Орел» оказался в точности таким, как я и представлял. Полуподвал в глухом переулке с грошовой арендой. Чтобы проникнуть внутрь, нужно было акробатически протискиваться вдоль стены мимо титанической лужи, широко разлитой на разбитом тротуаре. Дождя, заметим, не было уже неделю. Напротив закрытого гардероба стену занимал умело нарисованный безголовый орел, по шеям на грудь стекала кровь. Для слабоумных вокруг вилась ленточка с Бориным «моему орлу срубили головы». Строка была из гимна «Орла», третей по полярности его песни.

Грубо сколоченные столы, случайные, тщательно подобранные, разномастные стулья и диваны, невысокая эстрада в углу. На стенах постеры с Борей, естественно, та самая фотосессия, сделанная за пару дней до боя на Пулковском. Боря с гитарой, Боря смеется, Боря прикуривает от горящей ветки, Боря стреляет из пулемета, Боря чистит разобранный автомат. Та девчонка едва уговорила Борьку на эти съемки, для пропаганды нашего дела, как она говорила. Девочка стала тетенькой и все еще процветает, кормясь с этих снимков.

На фотографиях Боря был в тельняшке и парадном ватнике. В те дни он был одет или так, или в какой-то немыслимо модный камуфляж, и весь был обвешан сверхсовременной военной амуницией. Половиной Боря едва умел пользоваться, а другая половина была просто бессмысленным хламом. Производители армейского снаряжения здорово наживаются, продавая брутальный мусор теоретикам-любителям.

Все это странно смотрелись с его тонким носатым лицом, которому очень бы пришлись очки в тонкой металлической оправе, не избавься Боря от близорукости еще в ранней юности.

Зал был почти пуст, только бармен и десятка полтора ребят за длинным столом, в основном, парни, конечно, но было и несколько девчонок. Одеты все были по моде, а моднее других был Миша, особенно сильно походивший на клоуна.

— Дядя Коля? — удивленно спросил он и немного привстал, но не до конца, оставшись в странном промежуточном положении.

Я взял паузу, позволив себе небольшое удовольствие от его идиотской позы. В смысле моды выяснились новые увлекательные подробности. На нем были обтягивающие камуфляжные штаны с накладкой, имитирующей гигантские причиндалы, по гангстерской американской моде.

— Пойдем, поговорить надо.

— Можно здесь. У меня от ребят секретов нет.

— У меня есть. Пошли, — я, не оборачиваясь, вышел на улицу.

Только сев в машину, я сообразил, что он может и не выйти, выставив меня кретином. Само по себе обстоятельство малозначительное, но терялся темп и эмоциональное преимущество, а в предстоящем разговоре на разум и рациональность полагаться не приходилось. Миша все-таки вышел и угрюмо уселся рядом. Расчет оказался верен, какие-то ошметки взрослого авторитета я еще сохранял.

— Ну? Чего вы как с цепи? Сначала дед, теперь ты.

— Костя, погуляй пока.

Я доверял Косте как себе, но и ему не стоит знать лишнего без необходимости. К тому же таким образом я подчеркивал Мише всю серьезность ситуации.

— Миша, Миша… — случившееся было такой нелепо, что я затруднялся начать, — скажи мне, Миша, когда ты пару недель назад интересовался министерством и агентством, это зачем было?

— Ну, интересно, чем вы с дедом занимаетесь. Тем более такой масштабный проект.

— Второй раз скормить мне это фуфло не выйдет. Твой интерес был как-то странно сосредоточен на системах безопасности, нынешних и будущих. К чему бы это? — я заглянул ему в глаза.

— Ну, э… — Миша смещался, сказывался недостаток опыта, — все-таки, самое интересное, технологичное.

— Миша, я не старшеклассница. У меня даже косичек нет. И кормить кошечку я к тебе не поеду.

— Какую кошечку?

— Милую! С хвостиком. Ты, Миш, задумал глупость, не знаю какую точно, но глупость. Дурацкую глупость. Причем в неправильном месте и с неправильными людьми.

— И что же ты, дядя Коля, знаешь об этом месте? Или о моих друзьях?

— Побольше твоего. Представь, что ты кортик…

— Дядя Коля, если уж пытаешься щегольнуть молодежным сленгом, зови их катетами, кортики — вообще не современно, так никто не говорит.

— Пусть, так. Как ты думаешь, долго ли проработает такое заведение без санкции конторы? Сколько, по-твоему, тут стукачей?

— Среди моих друзей ни одного.

— Откуда бы тебе это знать? Человек слаб.

— Вот это я знаю, — он со значением посмотрел на меня.

Я не без труда сдержался: то, что мне хотелось ответить и даже сделать, к цели не приближало.

— Ладно, давай оставим в стороне, как ты это делаешь. Хотя делаешь опасно и неумно. Давай поговорим, зачем ты это делаешь. Предположим, а так не будет, вас не поймают, вы успешно заложите и взорвете какую-нибудь идиотскую бомбу в Министерстве. Кто, по-твоему, пострадает? Подлые оккупанты? Мерзкие предатели? Ничего подобного. Оторвет голову какой-нибудь Полине Петровне из подотдела департамента по делам несовершеннолетних и уборщице Кате. Зачем это? Кому будет хорошо? Ты, кстати, лично знаком с нынешним замминистра.

— С Галицким?

— Вот что он плохого тебе сделал?

Причем здесь я… И что Галицкий? Ну, обаятельный человек. Мало ли кто обаятельный. Гитлер вот тоже любил кошечек. Только теперь Галицкий беззаветный защитник пидоров, любитель повосхищаться демократиями. Англия, Магна Карта, все такое. Где же его консерватизм и православное слабоумие?

— Ты его путаешь, я даже догадываюсь с кем. Галицкий всю жизнь стоял за либералов.

— Ну и что? Какая разница? Чего спорить, ты сам обо всех них отзываешься как о подонках.

— Я и о предыдущих так же отзывался, да они и были ровно такими же, а если подумать, просто теми же.

— И ты предлагаешь по этому случаю ничего не делать. Смириться и терпеть, — он включил монитор, вмонтированный в спинку водительского сидения, и защелкал, переключая цветастые картинки. — Надо же что-то делать.