Читать книгу "Группа крови - Андрей Воронин"

Он все-таки заблудился в этом темном лабиринте, свернув не туда на одной из бесчисленных развилок, и проплутал минуты две, прежде чем достиг цели.

Ухватившись за отставший край, нещадно обдирая пальцы, он изо всех сил рванул на себя занозистый, с неровными краями фанерный лист, и тот отскочил с душераздирающим треском. Абзац зажмурился от хлынувшего в оконный проем дневного света, поморгал глазами и решительно полез наружу.

Он как раз стоял на четвереньках под лоджией, тряся головой и морщась от царившей здесь аммиачной вони, когда мимо него во двор, визжа покрышками на слишком крутом вираже и завывая сиренами, свернула кавалькада из четырех милицейских автомобилей. Пропустив эту конницу, Абзац выбрался из-под лоджии, отряхнул сначала ладони, потом колени, потом снова ладони, засунул руки в карманы куртки и без лишней спешки, но быстро двинулся прочь, стараясь не слишком заметно хромать при ходьбе.

Глава 5«Будет людям счастье…»

– Я думаю, господа, что наш уважаемый Михаил Ульянович заслужил, наконец, выходной, – привалившись спиной к бетонной стене и скрестив на выпирающем животе поросшие редким рыжеватым волосом короткопалые руки, сказал Мышляев. – Должен вам заметить, джентль.., э-э-э.., господа, что господин Шубин на сегодняшний день единственный из нас, чья работа не вызывает никаких нареканий.

Похожий на покалеченную ворону, Гаркун часто-часто закивал лохматой головой, соглашаясь со словами «господина генерального директора», а «интеллигент» Заболотный слегка скривился. В приватных беседах с Гаркуном этот очкарик неоднократно утверждал, что небывалые технические способности Кузнеца являются просто сложной разновидностью инстинктивной деятельности и что Кузнец в качестве носителя интеллекта не многим отличается от муравья или, скажем, паука-водолаза. Гаркун, в свою очередь, считал Заболотного жадным дураком и снобом, единственным ценным качеством которого было неплохое знание прикладной химии. Мышляев был выше подобных мелочей, поскольку у него, единственного из всей компании, имелся такой вселяющий безграничную уверенность предмет, как громоздкий черный пистолет системы Стечкина, из которого при умелом обращении можно было уложить наповал бешеного африканского слона. Именно поэтому личные качества сотрудников «совместного предприятия» волновали его лишь постольку, поскольку влияли на сроки и качество выполнения работы.

– Выходной? – Кузнец растерянно оглядел присутствующих, словно Мышляев шутки ради заговорил с ним на древнегреческом. – Какой выходной?

Не надо мне никакого выходного, у меня работы невпроворот…

Мышляев подавил вздох. С Кузнецом становилось все труднее работать. В последнее время он выглядел подавленным и подолгу торчал наверху, с отсутствующим видом разглядывая всякие свои вертолеты, глиссеры, тракторы, ветряки и прочий недоделанный хлам. Он начал скучать и нервничать, и было совершенно непонятно, что с этим делать.

– Ну, может быть, «выходной» – это немного громко сказано, – дал задний ход Мышляев. – Вы совершенно правы, Михаил Ульянович, отдыхать нам всем действительно рановато. Но на данный момент вы сделали все, что от вас зависело, а у меня для вас есть небольшое поручение в городе. Собственно, поручение это не мое, а скорее ваше… Вы как-то просили привезти вам кое-какие детали. Я вынужден извиниться: раздобыть все, в чем вы испытываете нужду, мне оказалось не под силу. Честно говоря, я совсем растерялся. Эти торговцы подержанным хламом все время норовят подсунуть мне черт знает что и при этом заломить тройную цену. По-моему, будет гораздо лучше, если вы сами съездите в Москву и купите все необходимое. Вот, возьмите на расходы.

Он протянул Кузнецу стодолларовую купюру.

– Ну, это другое дело, – сдался Кузнец, принимая деньги. – А то придумали какой-то выходной…

Да, на толкучке соображать надо, что к чему. Хорошо, прямо завтра и смотаюсь.

– Сегодня, – твердо перебил его Мышляев. – Зачем откладывать дело в долгий ящик? Сейчас еще не поздно. К двенадцати будете на месте, а к вечеру вернетесь. Завтра, возможно, вы мне понадобитесь.

А за мастерскими в ваше отсутствие мы сами присмотрим, если вас это волнует.

– А, – сказал Кузнец, – вот так, да? Ну, что же. Говорят, нет времени лучше настоящего. Почему бы и не съездить? Так я пойду?

– Конечно, конечно, – сказал Мышляев. – Счастливого пути. И будьте осторожны, на дорогах скользко.

– Наконец-то, – сказал Гаркун, когда Кузнец вышел. – Слушай, у нас с ним наверняка будут проблемы. Ну сегодня ты придумал эту поездку на толкучку… А дальше что?

– Будет день – будет и пища, – отмахнулся Мышляев. – Давайте решать вопросы по мере их возникновения.

– Опасная политика, – заметил неугомонный Гаркун.

– На сегодняшний день она единственная из возможных, – отрезал Мышляев. – Хватит болтать.

У тебя готово? Давай, хвастайся.

Гаркун встал, кряхтя и демонстративно морщась, и прошаркал в свою каморку. Было слышно, как он копается там, недовольно бормоча и поминутно что-то роняя. Потом что-то рухнуло с грохотом, похожим на шум горного обвала. Гаркун зашипел, выматерился и отчетливо произнес: «Долбаный бардак!»

Наверху с ревом завелся форсированный и переоборудованный Кузнецом движок его древнего командирского «УАЗа». Потом взвизгнули покрышки, шум быстро удалился и вскоре окончательно затих: Кузнец без лишних проволочек отправился в Москву.

Гаркун, наконец, вернулся, держа в руке несколько стодолларовых купюр.

– Ага, – сказал Мышляев. – Ну-ка, ну-ка…

Он взял одну купюру, повертел ее перед глазами, придирчиво осматривая со всех сторон, удовлетворенно хмыкнул, покивал головой, положил купюру на край стола и полез в портфель. Гаркун горделиво усмехнулся, а Заболотный уселся с видом именинника, и не простого, а императорских кровей.

Мышляев вынул из портфеля сильную лупу с подсветкой и одну из тех портативных машинок, с помощью которых в обменных пунктах проверяют подлинность купюр.

– Это еще зачем? – забеспокоился Гаркун. – Не доверяешь, отец?

Заболотный продолжал улыбаться с видом курочки Рябы, которая только что снесла золотое яичко.

– Доверяй, но проверяй, – ответил Гаркуну Мышляев. – Что ты, ей-богу, как маленький? «Не доверяешь…» При чем тут доверие? Просто за проволоку меня как-то не тянет. Если вы в чем-то напортачили, то штрафом нам не отделаться.

– Да, – согласился Гаркун. – Если заметут, то, как в песне поется: «Будет людям счастье, счастье на века…» В смысле, пожизненно.

Он встал, подошел к стоявшему в углу ржавому холодильнику «Снайге», пнул ногой в ортопедическом ботинке вечно заедающую дверцу, открыл ее и принялся шарить внутри. Через минуту он вернулся к столу, по-детски зажимая в руке кусок полукопченой колбасы сантиметров этак на двадцать – двадцать пять. Он плюхнулся на свое место, вцепился в колбасу мелкими серыми зубами и принялся неаккуратно жевать, чавкая и шумно дыша через нос.