Читать книгу "Яд для Наполеона - Эдмундо Диас Конде"

При звуках этого имени юношу буквально подбросило. Он вскочил на ноги, совершенно не силах с собой совладать. Как человек вежливый, я тоже встал, а он вдруг схватил меня за горло.

— Признайтесь, вы из полиции? Вы преследуете меня? — выпалил он.

Меня поразила его физическая сила.

— Не понимаю, о чем вы. До этого плавания я никогда в жизни не видел вас, — прохрипел я с трудом.

Он почти вплотную приблизил свое лицо к моему и, не ослабляя хватки, внимательно посмотрел мне в глаза.

Любопытно, почему я не дал отпора насилию? Вероятно потому, что он внушал мне уважение своим достойным и гордым поведением. Хотя, скорее, я просто был застигнут врасплох.

Он отпустил меня столь же внезапно, как и схватил, и теперь стоял передо мной поникший и растерянный.

— Умоляю, простите меня! Мадам Бастид… Мадам Бастид была сводной сестрой моей матери.

— Мадам Бастид, которую я знал, содержала бордель на улице…

— Сен-Дени.

— Ну да, Сен-Дени, — повторил я, пораженный. — Совершенно верно, Сен-Дени!

В тот момент я размышлял, какую тактику следует избрать: вести себя как потерпевший, обиженный, или же перейти в наступление.

— От груди матери меня оторвал родной дед и отвез в бордель, на ее попечение. От меня скрыли имена моих родителей, и по сей день я не знаю, кто они, — тем временем произнес юноша. По небу бежали облака, то заслоняя, то открывая солнце. Устремив взгляд в неведомые дали, он добавил: — Я не собирался отправлять ее в ад, можете мне поверить.

— Верю, — произнес я ошеломленно.

— Но она того заслуживала.

…-й день плавания.

Взяли курс на Новый Орлеан.

Вчера была остановка на Мартинике. Вахтенный из бочки на фок-мачте закричал: «Земля!» Матросы спустили паруса, и корабль лег в дрейф. Вскоре подошла шхуна, доставившая лоцмана. Поднявшись на борт, он принял на себя руководство дальнейшими действиями. Маневрируя, «Эксельсиор» приблизился к молу. Другая часть команды в это время подготовила причальные концы и якорные канаты. Корабль коснулся причала с нежностью поцелуя.

В порту царило оживление. Длительность стоянки — полдня, и капитан разрешил нам сойти на берег. Погода стояла изумительная. Карибское солнце обладает такой мощью, что его лучи проникают в самые укромные уголки. Мы втроем совершили прогулку по улочкам, прилегающим к порту. Перекусили в трактире свежей рыбой, крабами и фруктами, угощал Виктор.

Из Франции наш корабль действительно везет в своих трюмах металл и текстиль, но предназначаются эти товары не для обмена на сахар, табак или кофе. В Луизиане прибыльным делом остается работорговля. И «купцы» в портах захода (наш «Эксельсиор» — на Мартинике) обменивают французские продукты на негров, которых потом продают в Соединенных Штатах.

Несколько дюжин рабов загрузили в трюмы, где и без того невозможно повернуться и нечем дышать. Оттуда слышатся ужасные стоны и проникают жуткие запахи, просачиваясь через все щели палубной обшивки. Виктор утверждает, что это недавно привезенные из Африки негры, предназначенные для продажи в Новом Орлеане. За год корабль успевает сделать, по-видимому, несколько таких рейсов.

…-й день плавания.

Мы идем вверх по Миссисипи. Близится конец нашего плавания. Как сложится жизнь в Новом Свете? Удастся ли без средств начать всё заново? Здесь плавильный котел народов, и уже одно это должно порождать бурление всех сил и разжигать буйную жажду жизни.

Вторая половина дня. Вечером мы затеяли пирушку по случаю предстоящего прощания. Виктор купил у корабельного кока две бутылки рома, и мы засели в каюте, отдавая должное напитку и оживленной беседе. Говорили каждый о себе. Хоть я и ощущал некоторое неудобство, но об истинных причинах собственного бегства все же решил не распространяться. Виктор рассказывал о своих химических опытах. Вот откуда, стало быть, знания моих попутчиков в области лечебных снадобий.

Без сомнения, это прозвучало весьма беспардонно с моей стороны, но под воздействием рома и гнетущих мыслей о собственной несостоятельности я заметил Виктору, что его труды сулят ему верный и значительный заработок.

— Результаты моих исследований пока не могут быть использованы в целях обогащения, Огюст, — возразил Виктор, наполняя мне стакан.

— Насколько я понимаю, вы можете позволить себе роскошь не торопиться, — продолжил я. — А я так ясно представляю себе мой любимый блестящий Париж, где все нетерпеливы и всё пронизано обманом. Там приходилось пробиваться, увы, любыми средствами, лишь бы не умереть с голоду.

— Насчет заработков я вот что могу сказать, — Виктор перевел взгляд на юношу. — В молодости я тоже работал на весьма обеспеченных людей. С тех пор деньги приходили ко мне легко. Честно говоря, деньги — это единственное, что не доставляло мне проблем в жизни. И разумеется, вот этот молодой человек, — добавил он, и взгляд его, слегка затуманенный ромом, вдруг прояснился.

— Но ваша профессия несравненно более респектабельна, нежели моя. Я — профессионал любви, и моя карьера закономерно ведет к крушению.

— Респектабельность столь многогранна, что может вмешать в себя и крушение, Огюст. Добро пожаловать в наш клуб! — завершил он, поднимая свой стакан.

Тост прозвучал для меня подобно целительному бальзаму.

То, за что мне теперь немного совестно, произошло чуть позже, когда стемнело. Оба они, разгоряченные ромом, решили выйти подышать воздухом на палубе. Я же остался в каюте, собираясь вскоре к ним присоединиться.

Искушение оказалось сильнее меня.

Я присел на край кровати. Взял бутылку с остатками рома. И вот тут мне на глаза попался край листка, торчавший из внутреннего кармана куртки юноши, что висела на стуле.

Я колебался лишь секунду, ибо мне не нужно было даже вставать. Опустив бутылку на пол, я достал записку и развернул. Она оказалась еще более загадочной, чем миниатюрный портрет дамы из медальона. Я перечел записку несколько раз и даже запомнил наизусть:

«Мой любимый, твое имя постоянно у меня на устах, но из предосторожности я не произношу его. В этой записке ты найдешь как добрые, так и дурные вести. Я даже не знаю, наберусь ли смелости отправить ее тебе. Не думай, что я разлюбила тебя и не хочу стать твоей женой. Не верно и то, что я не хочу родить тебе ребенка. Носить в себе твое дитя — нет ничего прекраснее для меня! Но я боюсь отца. Если ты ничего не предпримешь, он не простит мне этого никогда. Приди поскорее и забери меня с собой.

Твоя навеки, Клер-Мари Ласалль»

8

Могила мадам Дюбуа

Когда они ступили на пристань в городе греха, яркое солнце сияло в зените. День выдался безоблачным и жарким. В порту жизнь била ключом, медленно двигались тяжело груженые подводы, повсюду сновали моряки: те, что с узелками на плече, торопились вернуться на борт, а те, кто явно только что побрился, сошли на берег в поисках приключений. Некоторые вели себя агрессивно, нарываясь на ссоры, чтобы разогнать застоявшуюся кровь. Одни корабли швартовались, другие отчаливали, третьи маневрировали — готовились к заходу в порт или выходу в море.