Читать книгу "Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - Рэйвин Коннелл"

Однако существуют два аргумента против учения о естественном различии, которые проникают гораздо глубже в смысл этой концепции и могут быть применены к любой его форме. Один из них высказан в замечательной, хотя и недостаточно оцененной публикой книге «Гендер: этнометодологический подход», написанной американскими социологами Сьюзен Кесслер и Уэнди Мак-Кенной. В этой книге авторы показывают, что как научные, так и публицистические тексты о сексуальности и гендере создаются в рамках парадигмы, которая основана на представлении (на языке этнометодологии – natural attitude, т. е. на здравом смысле) о том, что гендер строго дихотомичен и неизменен. То, что они называют приписыванием гендера, – это социальный процесс, «посредством которого мы конструируем мир, где есть только два гендера», и он поддерживается – несмотря на то, что практически никакая область социальной реальности не может быть представлена как строго диморфная. Вероятно, наиболее поразительна та часть их рассуждений, где авторы анализируют биологическую литературу по гендеру и показывают, что как раз эта литература, почитаемая обществоведами как священное писание, основывается на социальном процессе «приписывания гендера». Следуя данной социальной логике, исследователи-биологи продолжают создавать новые дихотомии, поскольку старые дихотомии выглядят уже неубедительными. Замечательным примером такого конструирования служит новая попытка представить как строгую дихотомию спортивную атлетику. В 1967 году в международную атлетику был введен хромосомный тест. В 1968-м на Олимпийских играх в Мехико он начал применяться в широком масштабе. Международный олимпийский комитет квалифицирует людей с промежуточным числом половых хромосом как мужчин, не допуская их к соревнованиям между женщинами.

Таким образом, до сих пор наше рассуждение строилось как критика и как отрицание: мы просто указывали, что допущения о гендерной дихотомии, которые мы принимаем как сами собой разумеющиеся, нельзя возвести к природе. Единственная положительная часть нашего рассуждения – это постулирование самого социального процесса. Кесслер и Мак-Кенна еще раз обращаются к антропологической литературе, посвященной бердашам (berdache) – институционализированному трансвестизму, в частности среди американских индейцев. Они показывают, что среди антропологов распространена европоцентристская позиция разделения гендера на две категории, но при учете влияния этой предрасположенности перед исследователями предстают такие культурные миры, где гендер не дихотомичен и не обязательно приписывается человеку на основании биологических критериев. Он может быть, например, выбран. Об этом говорит и Мишель Фуко в своем эссе об Эркюлине Барбене. На более ранних этапах западноевропейской культуры строгой дихотомии полов не существовало, как, впрочем, не была обязательной принадлежность к какому-то полу на протяжении всей жизни.

Исследования трансвестизма и транссексуализма в современных западных обществах позволяют глубоко понять процесс социального конструирования гендера в повседневной жизни. Гарольд Гарфинкель, один из первых исследователей этого вопроса, в своем исследовании случая Агнес показал, какой колоссальный труд должен приложить человек, чтобы сформировать и поддерживать идентичность женщины, если изначально он был мальчиком. Значительный труд для поддержания идентичности женщины должен приложить и тот человек, который изначально был девочкой, но в этом случае на ее усилия мало кто обращает внимание: они принимаются как должное или как естественное.

Кесслер и Мак-Кенна считают, что транссексуализм сам основан на допущении дихотомичности полов. Транссексуалы считают, что они на самом деле принадлежат к другому полу, и ищут пути корректирования аномалии. Исследования транссексуалов в Сиднее, проведенные Робертой Перкинс, показывают, что ситуация гораздо сложнее. Для некоторых транссексуалов это действительно так. Но есть и такая категория транссексуалов, у которых нет уверенности, к какому они принадлежат полу и почему. Более того, рост коммерческой субкультуры транссексуальной проституции и шоу-бизнеса создал новую ситуацию. Drag queens[11] могут зарабатывать на жизнь как транссексуалы. В сущности, таким образом конструируется новая гендерная категория. История этой категории, как свидетельствуют некоторые исследования кейсов, уходит своими корнями в неоднозначное положение мужчин-гомосексуалов в 1950 – 1960-х годах и восходит к традиции отнесения гомосексуальности к промежуточному статусу, который иногда называется третьим полом. Поэтому, видимо, можно сказать, что даже в западной культуре конструирование гендера не всегда приводило к последовательной дихотомичности.

Подведем некоторые итоги. Наши представления о том, что принадлежит природе и в чем состоят естественные различия, сами являются культурными конструктами, частью конкретного способа рефлексии о гендере. Гендер, согласно Кесслер и Мак-Кенне, – это результат практики, нечто осуществленное посредством социальной практики. (Причем этот результат не является абсолютно непротиворечивым.) И дело здесь не в наших предубеждениях или ошибочности идей, которые со временем будут скорректированы в процессе биологических исследований. Это фундаментальная особенность процесса получения знаний о человеческих существах.

Второй аргумент против понятия естественного различия может быть сформулирован более коротко, поскольку он относится к характеру человеческой жизни в целом. Естественное различие обычно понимается как некое пассивно переживаемое состояние, подобное гравитации. Если бы основные внутренние структуры человеческой жизни, включая гендер, были такими пассивными элементами, то человеческая история была бы невозможна. Ведь история зависит от трансценденции природного через социальную практику.

Этот тезис остается в силе и без обычно сопровождающей его оптимистичной веры в прогресс. В наше время все большего осознания экологической катастрофы и ядерной угрозы легче усмотреть негативную сторону отрыва человека от природы. Интересные соображения, связанные с этим тезисом, можно извлечь из главной идеи, которую развивает в своих работах Гордон Чайлд, один из родоначальников глобальной истории как науки; речь идет об идее, что отношение между природой и историей – это отношение практического преобразования. Это означает как преобразование природного мира посредством человеческой практики (одомашнивание растений и животных, выплавление металлов, изобретение паровых двигателей и проч.), которое происходило на каждом этапе исторического развития, так и изменения самой практики, которые сделали возможными колоссальные изменения социальной структуры. Практические преобразования открывают новые возможности, составляющие ткань человеческой жизни. Но при этом создаются новые социальные напряженности и риски.