Читать книгу "Помощница ангела - Юлия Кузнецова"

О чём они спорят, о ней? О том, как побыстрее отправить её в Англию?

— Тогда объясни, зачем тебе нужна эта дурацкая берёза? — сказал Игорь.

Алёна посмотрела в окно. Вот оно что. У калитки росла высоченная берёза. Папа не раз жаловался, что она мешает ему, когда он на машине. Не то чтобы он не мог проехать… Но ему приходится напрягаться, когда он едет мимо березы. Он может поцарапать машину.

Значит, теперь он решил её спилить…

Алёна попробовала посмотреть на это с папиной, как это говорят, колокольни. Машина дорого стоит. И царапать её каждый раз о берёзу — значит трепать себе нервы. Они тоже дорого стоят. В смысле — лечить их потом дорого. Не в смысле денег, а в смысле папиного времени. Папа ведь когда-то ходил к психологу, Алёна знает это по обрывкам разговоров.

Но как-то не получалось до конца поверить, что дорогая железяка важнее живой берёзы. Что удивительно, маме берёза тоже была чем-то дорога.

В детстве берёза была для Алёны целым миром. У неё был довольно толстый ствол, весь изрытый на уровне Алёниного роста какими-то тёмными дорожками. Алёна приезжала из школы, выскакивала из машины и бежала смотреть на жучков и муравьёв, путешествующих по этим дорожкам, перелезающих через бугорки (а для них это целые горы!) и следящих друг за другом в тёмных извилистых трещинах.

Потом Алёна подросла и поняла, что берёза толстая только внизу, а наверху она изящная, белокожая, с кудряшками листьев, и Алёна сначала всегда мысленно здоровалась с ней, когда возвращалась домой. Даже придумала ей имя — Настя.

И вот Настю собираются убрать… Из-за того, что папе неудобно вылетать из дома на свою другую планету.

— Если ты её спилишь, — вдруг сказала мама чисто и строго, как учительница начальных классов на родительском собрании, — то я скажу Алёне про Максима.

Папа не пошевелился, но его пальцы… Они схватили пучок волос на затылке и сжали его изо всех сил.

— Это, конечно, особенно актуально сейчас, — усмехнулся он, — когда теплятся следы истории со старухой.

«Теплятся следы? — опешила Алёна, — почему он так решил?! В конце концов я придумаю, как пересадить яблони, и если меня не пустят, то просто напишу об этом Лидии Матвеевне! А она напишет мне. Что, в Англии, почты нет?!»

— Я скажу ей, — повторила мама.

— Угрожаешь? — сказал папа медленно и всё равно насмешливо, — шантажируешь… Ты ведь только навредишь Алёне. Это окончательно снесёт ей крышу. С таким трудом поставленную на место. Мало того, что ты проворонила, когда её крыша стала уезжать. Так ещё и хочешь завалить мне проект с Англией?

Последние слова папа отчеканил. Громко.

У Алёны загорелись ладони. И щёки. И заломило где-то в шее.

Папа говорил ей про то, как он радовался тому, что она нормальная. Прививки в срок, ещё что-то. Тогда она даже улыбнулась. Решила, что папа радуется ЕЙ.

А она просто его проект. Который удачно продвигается. А не родное, живое, тёплое существо, которое хочется прижать к сердцу.

Алёна вспомнила, ощутила объятия Лидии Матвеевны. И неожиданно спустилась и бросилась к двери. Неважно, что она ей скажет, только…

С крыльца она увидела Вика. Он стоял за забором и делал ей знаки.

— Что? — проговорила она, стараясь набрать в грудь побольше воздуха. Почему-то его не хватало даже на улице, даже возле Насти, той самой, которую сегодня собираются убить.

— Подойди поближе, — сказал негромко Вик, прижимая к сетке пухлую физиономию.

«Родители увидят нас в окно, — подумала Алёна, — ну и пусть!».

— Алён, — торопливо сказал Вик, слегка глотая звуки, — ты не думай, а? Мы, конечно, за тобой следили… Но я против был, чтобы родилкам клепать. Честно. Я её отговаривал, но она… Ты знаешь же, умеет.

— Она умеет, — согласилась Алёна, вдыхая воздух маленькими глотками и надеясь приноровиться к тому, что его стало так мало.

— А я, короче… Скоро уезжаю я, вот.

Вик потёр щёку, смущённо улыбнулся.

— Мы сейчас домой едем. А потом, короче, меня папка брату отдаёт на весь сентябрь. Дядька в армии служит. А в сентябре в отпуске. Хочет из меня мужика сделать. Настоящего, боевого.

Алёна смотрела на толстую физиономию Вика, со стеснительной улыбкой, мгновенно краснеющими щеками, на его белые пухлые руки и думала: «Какой из него боевой мужик?!»

— Но я это… Не за этим. Я спросить пришёл. Ты тогда с лопатой шла? Тебе что-то посадить надо было?

Алёна кивнула.

— Кабанова попросила? У тебя получилось? Нет? Хочешь, я помогу? Я могу. Я умею. У нас же дома огород. Мамка у меня любит это дело. Ну и я… так. Умею немножко.

Воздух хлынул в лёгкие, словно Алёна долго плыла под водой и вдруг вынырнула.

— Чего ты? — испугался Вик, — чего задыхаешься?

Алёна покачала головой.

— Нет. Нет, наоборот. Вик! Если бы ты знал… Хотя погоди. Зачем тебе это, а? Я не сержусь на Энджи… И на тебя, конечно, ты вообще не виноват. Я на себя злюсь. Мне надо было сказать Лидии Матвеевне, что у меня не вышло ничего. А я, понимаешь… По крыше лазать не побоялась. Уколы делала. А тут… Струсила, понимаешь.

— Брось, бывает, — сказал Вик, — я вот отцу тоже стремаюсь сказать, что не хочу я в охранники. Что мне больше всего на свете хочется замки делать. И на настоящие замки посмотреть охота. Но нет такой работы — на настоящие замки смотреть… Что копать надо?

— Ох, Вик, не знаю. Я дала себе зарок, что сама это сделаю. Что никого не попрошу.

— А я сам пришёл. Если друг пришёл и помощь предлагает, чего плохого-то, не пойму! — рассердился наконец Вик, и стал похож на добрый, но сердитый паровоз.

Алёна улыбнулась.

— Ладно, не пыхти. Спасибо тебе вообще.

— Закончим, скажешь спасибо, — проворчал Вик.

Узнав о яблонях, он сказал:

— Значит, так, я за лопатой. А ты пока иди в интернете глянь, чем там эти ямы удобрять надо. Я не помню. А вечером я в Звенигород съезжу, куплю удобрения.

— Вик, — выдохнула Алёна, и протянула руку, чтобы погладить его пухлые пальцы, и повторила, — спасибо!

За спиной послышались шаги. С крыльца спустился папа. Хмуро глянул на них.

— 3-здравствуйте, — промямлил Вик.

— Алёна, ты куда? — спросил Игорь.

— Никуда…

— Вот и славно. Иди домой.

Игорь направился к машине, ещё внимательнее, чем обычно, глядя себе под ноги. Алёна вдруг заметила, что он перешагивает через трещинки на асфальте.

Она повернулась к Вику, но его у забора уже не было.

У себя в комнате она плюхнулась в кресло и схватила трубку телефона. Но, подумав, не стала набирать номер. Вдруг у Вика тоже не получится проковырять эту дурацкую твёрдую землю? Позвонит вечером.