Читать книгу "Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть 1. Ци-Гун - Михаил Роттер"

Изучив за свою достаточно длинную жизнь множество воинских стилей, я понял, что наш семейный стиль тигра один из самых тяжелых физически. Может, и есть более тяжкие, но мне такие не встречались. А уж я их перевидел…

Основная стойка, в которой находится боец нашей школы практически все время поединка, это стойка с очень широко расставленными стопами и с носками, развернутыми наружу. Стойка очень низкая, так что бедра параллельны земле.

Понятное дело, такая стойка известна не только мастерам нашей школы. Называется она стойкой лошади (если более точно, то стойкой всадника на лошади) и используется во всех без исключения восточных системах рукопашного боя. Но так, как у нас, – нигде.

Во всех нормальных школах боец старается расположиться к противнику боком, чтобы уменьшить «площадь поражения». У нас же мастер стоит к противнику лицом, с широко расставленными ногами (настолько широко, что кажется, что сидит не на лошади, а на бегемоте). Мало того что у него открыта вся «центральная линия», или переднесрединный меридиан, на котором расположено много точек, воздействие на которые считается смертельным, так еще у него и полностью открыт пах, который, кстати, в нашей школе считается одной из двух важнейших целей (вторая – глаза). И получается достаточно странная картина: человек как бы специально открывается для атаки. Если учесть, что стойка очень низкая и лицо находится примерно на уровне живота прямо стоящего человека, то только совсем ленивый (или очень умный) удержится от удара ногой в голову. Мой отец вообще держал руки на уровне пояса, так что лицо оставалось полностью открытым.

И вот в такой стойке надо было передвигаться приставными шагами влево-вправо, кружа вокруг противника. Иногда (если противник тоже был мастером) очень долго. Отработка большей части техники, разумеется, тоже выполнялась в этой стойке.

Поэтому принцип стояния столбом была вполне понятен: очень низкая стойка всадника и очень подолгу. Так что минимум час в день я стоял, изображая из себя всадника, только без лошади. А может, я был и всадником, и лошадью. Жалеть (или делать скидки на возраст) меня, разумеется, никто не жалел.

– Наоборот, – говорил дед, – если я тебя сейчас пожалею, ты никогда не обретешь истинного мастерства и потом это может тебе дорого обойтись.

Особенно меня никто не контролировал. Просто велели стоять где-нибудь возле отца или деда, чтобы я был все время на глазах. Например, дед, принимая пациентов, заставлял меня стоять где-то поблизости или отец, проводя тренировку, ставил меня рядом со своими учениками. Это было удобно: я одновременно и стоял под присмотром, и наблюдал что-то для себя полезное.

Если я стоял неправильно, то меня никто не ругал и не бил (меня вообще никто не ругал, а били совсем за другое), мне просто не давали еды.

– Он сегодня плохо занимался Ци-Гун, – говорил дед или отец моей матери. И та знала, что следующий прием пищи я пропускаю. И никаких просьб, никаких споров!

Иногда деду становилось скучно и он начинал мне показывать, как он сам говорил, «древние методы обучения». Десятилетия спустя, когда появились первые видеомагнитофоны, я увидел нечто подобное в фильмах про У-Шу. Ну, фильмы фильмами, а стоять в низком столбе, когда на тебе установлено несколько пиал с водой, – совсем не просто.

Когда мне пришло время идти в школу, мой отец не слишком обрадовался. Он вообще подумывал о том, чтобы меня туда вообще не отдавать. Я как-то случайно услышал их разговор с дедом. Отец, кипятясь, говорил так:

– Чему они там смогут научить мальчишку? Читать и писать он уже и так умеет. Считает быстрее торговцев на базаре. Ремеслу мы его научим. Будет лечить. Ну и если потом захочет – преподавать Кхи-Гонг и воинские искусства. А что ему дадут в школе? Научат врать, курить, да и времени сколько потребуется на хождение туда-сюда. Мало того, еще домашние задания придется делать, тоже времени пойдет немало.

Его успокаивал дед:

– В школу все равно ходить придется. Времена сейчас не те. Странно, ты моложе меня, а не понимаешь. Кроме того, ему общество таких, как он, нужно. И не забывай, он уже два года стоит в столбе, так что думать будет быстро, намного быстрее, чем его сверстники. Да и чем его учителя тоже. И еще вот что: сходи договорись, чтобы его взяли не в первый класс, а в третий. А если получится – в четвертый. Нет, лучше я сам схожу. Недавно директора лечил, как знал, денег с него за лечение не взял. Так что он мне должен, никуда не денется.

– А зачем его в третий или в четвертый класс? – удивился отец.

– Увидишь, – коротко ответил дед и, не откладывая (он вообще любил все делать заранее), отправился в школу.

Разумеется, директор ему не отказал, предупредил только, что мне очень трудно придется в четвертом классе. Мало того что я пропускаю три года учебы, так еще и класс подобрался очень трудный, учителя не управляются.

Все это сообщил дед мне, когда вернулся из школы. Почему-то при этом он выглядел очень довольным.

Через месяц я пошел в школу, сразу в четвертый класс. Накануне отец очень строго предупредил меня, чтобы я вел себя прилично и помнил, из какой я достойной семьи, и, главное, чтобы я не смел ни с кем драться. Стоящий чуть в стороне дед тихо, но очень внятно сказал отцу:

– Да у него же твой характер. Спорю на что хочешь – он и одного дня не продержится.

Вообще мне это было строго-настрого запрещено, но и дед и отец явно были в добродушном настроении, так что я решился вступить в разговор старших.

– Дед, а можно ты поспоришь не с отцом, а со мной? Я целый месяц не буду драться.

– На что спорим? – сразу завелся дед.

– Если я выдержу месяц, то ни ты, ни отец месяц меня и пальцем не тронете.

– Я обещаю, – ответил дед, – а со своим отцом договаривайся сам.

– Ладно, я тоже согласен, – отозвался отец. – Хотя и будет трудно удержаться.

– А если не утерплю и все-таки подерусь? – решил выяснить на всякий случай я.

– А ничего, – дед многозначительно посмотрел на отца, который явно хотел что-то сказать. – Условие одно. Времени у тебя на школу пойдет много, стоять будет некогда. Я специально узнавал, большая перемена длится сорок минут. Вот в это время ты и будешь делать свой Кхи-Гонг, стоять в столбе. Можешь даже обезопасить себя заранее, впрок, так сказать. Начинай стоять с первого дня и дерись сколько хочешь, ни отец, ни я тебя пальцем не тронем. Если, разумеется, решим, что ты был прав. Но если выяснится, что ты вел себя неподобающим образом, например, первым начал драку или обидел слабого, то сам знаешь…

Я даже не поверил такой удаче. Ничего дополнительно делать не нужно. Стоять они меня все равно заставят. А стоять на людях мне не привыкать, они меня сами к этому приучили.

Когда я вошел в класс, никто из одноклассников меня просто не заметил. Все они были давно знакомы, все хлопали друг друга по плечам и ходили по классу так, как если бы меня вообще не было. И если бы не моя привычка уворачиваться, меня бы точно зашибли.