Читать книгу "Мешок историй. Трагикомическая жизнь российской глубинки - Александр Росков"

Деревня есть деревня, тут люди друг друга в беде никогда не оставляли. Сутки Марк жил в одной избе, следующий день – в соседней и так, пока всю деревню из одного конца в другой не объедет. Потом – все опять сызнова.

В какой избе старого портного суббота застанет, дак хозяева постояльца обязательно в баньке попарят да бельишко его постирают.

Не жаловался старик на такую походную жизнь. Дак и как жаловаться станешь, если чужие люди поят, кормят да место на печи для сна дают. А наутро опять посадят его в санки, летом – в тележку и к соседям отвезут, передадут из рук в руки.

Вот только не любил ночевать Марк в доме у Митьки Смолина. Всем бы эта семья хороша: ласкова с ним и приветлива, всегда накормят досыта безо всякого упрека. Сам Митька, богатырского замеса мужик, посадит старика на печь да еще и пальтуху какую-нибудь бросит, чтобы старый мог ею укрыться:

– Спи, отдыхай, Марушко…

Вот только не мог Марк в доме Смолиных уснуть по-настоящему. Клопы не давали, заставляя его всю ночь ворочаться. А наутро старик жаловался хозяину:

– Всю ночь глаз не сомкнул. Ой, Митька, рябиновая у тебя ночь, рябиновая.

– Пошто рябиновая-то?

– Хоть и слепой я, а перед глазами искорки красные мельтешат, в рябиновые кисточки завиваются.

– А я, Марушко, хорошо сплю и никаких клопов не чую. Пожил бы у нас дольше, так обвыкся бы…

– Спасибо тебе, Митька, на добром слове. Но вези меня к Дарье Сосниной. У ней клопов мене, так и там отосплюсь…

Эту историю я еще от бабушки своей слышал. Давно все было, быльем-бурьяном поросло. Нет в помине и деревни Березовки. Но есть, правда, старый деревенский погост с родными моему сердцу могилками, остались тяжелые валуны на том месте, где когда-то стояла изба моего деда. Да еще вот – моя память, которая, как боль, вдруг среди ночи так схватит, так обожжет душу, хоть криком кричи…

Это моя рябиновая ночь приходит…

Иван Смолин, г. Архангельск

Все сплетни на округе собрали две подруги

Встретились как-то раз две закадычные подруги. Недосуг им было друг к дружке в гости бегать, вот и остановились на дороге, про все дела позабыв. Мало ли сплетен с последней встречи появилось.

– Ну, здорово ли це, суседка.

– Здорово, здорово, давно не виделись.

– Це ли каки новости знаешь?

– Я-то це знаю? Ты ведь боле меня по деревне-то летаешь.

– Ну, це ли эко говоришь. Я ономедни пошла в магазин, а навстречу Пашка-пьянчуга прет. Говорит мне: «Тетка, дай на пузырь!» Я ему в ответ: «Я на тебя ли це робила, шоб тебе деньги давать?» А он на меня зенки свои вылупил, мне аж страшно стало. Сама ему и говорю: «Иди, иди, а то как жогну, побежишь осеря голяшки. Стоишь тут, вытаращил шары-то!»

– Ну, это еще це. Я третьего дни такое видела! Сижу, пью чай, смотрю в окно. Глядь, Пашка голый бегает. Думаю, у меня це ли с головой сделалось, или у Пашки крыша поехала с похмелья? На улицу-то выбегаю, а он, оказывается, в бане мылся и увидел, что в огород корова цья-то зашла. Вот и выбежал выгонять ее.

Похохотали соседушки, а мимо них Марья прошла. Как тут бабам смолчать.

Вот одна и говорит вслед Марье:

– Эх, какая ране была баска да дородна, а ныне курит, пьет, дак кака страшна стала! Бледна, как снег прошлогодний, высохла вся.

– Еще и с мужиками волочится. Кто-ле на таку-то и смотрит?

Посудачили еще соседушки, половине деревни кости перемыли и разошлись по своим делам довольные.

Т. С.

Степанко

В деревне одной проживала большая семья. Хозяина ее звали Степаном, но все соседи почему-то именовали его по-детски, Степанком.

На войну его не взяли по болезни, хотя в открытую вроде ничем не болел. Был тихий, смирный, исполнительный, к работе в колхозе относился добросовестно, но в передовиках не значился. Возможно, из-за того, что перед весной в его поведении возникали какие-то странности.

То вдруг начнет по всей деревне мусор собирать и в одно место относить, то надоевшую своим карканьем ворону ударом багра зашибет, а то уйдет на работу и двое суток не возвращается, пока до конца ее тщательно не сделает.

Но этот случай из детства мне особо запомнился. В соседней деревне 1 мая рано утром загорелся дом у Шмониных. Все на пожар убежали, в том числе и мои родители. А мать к празднику в русскую печь как раз посадила пироги и шаньги, а с пожаром про все забыла.

Проснулся я от дыма, заполнившего избу. Догадался, что это шаньги горят, схватил лопату и принялся их из печи вытаскивать. Достал, не все еще сгорело. И вдруг в окно увидел, что через поле дом горит.

Помчался туда. Горело в горнице на втором этаже, было много дыму, а через верх окна временами пламя выбрасывалось.

Народ сбегался с ведрами, кто-то на крышу забрался, а внизу пытались наладить подачу воды цепочкой наверх. Мой отец и еще несколько мужиков поставили лестницу к окну горницы, но никто еще не решался лезть, даже сам хозяин, хотя все основное имущество там хранилось.

И вдруг видим: от своего дома прямиком по раскисшим грядкам неспешно идет Степанко. Одет он странно для такого времени года: в ватных штанах и фуфайке, на ногах – серые валенки с калошами, а на голове – старая зимняя шапка, завязанная веревочками под подбородком, руки – в рукавицах. Люди расступились, дорогу ему дали, а тот вначале в яму, заполненную вешней водой и нерастаявшим снегом, лег во всем этом одеянии и стал кататься с боку на бок. Изрядно промокнув, подошел к лестнице и так же молча по ней в окно горницы поднялся. Не обращая внимания на дым и языки огня, исчез в оконном проеме, и вскоре оттуда полетели вниз ящики, чемоданы, узлы, какие-то полки, корзины…

Стали подавать ему ведра с водой, очень быстро пламя исчезло, повалил дым вперемешку с паром. Немного погодя весь в черных пятнах на одежде Степанко спустился по лестнице вниз и так же молча ушел домой.

Дом спасли. Он и сейчас стоит на том же месте. Обгоревшую изнутри горницу отремонтировали. А Степанко после очередного лечения в областной больнице был привезен домой, какое-то время пожил у жены, а потом ушел в лес и…

…Так его и не нашли.

Валентин Мокеев, село Верхняя Тойма Архангельской области

Застолье во времена застоя

В застойные годы, вопреки распространенному сейчас мнению, не все жили в достатке. Тем не менее «застой» не зря ассоциируется с «застольем». Даже те, кто находился на самом дне, исхитрялись хоть раз в месяц устроить себе праздник. Голь на выдумки хитра во все времена. В начале восьмидесятых мне некоторое время довелось жить в коммунальной квартире в центре Петрозаводска. Одним из соседей был одноглазый старик лет семидесяти. Звали его Александр Григорьевич.