Читать книгу "Нефритовая орхидея императрицы Цыси - Юлия Алейникова"

— Нет, не помню.

— Так как все-таки ваша фамилия? — исключительно служебным тоном поинтересовался Леонид.

— Михеева Антонина, — ответила она на этот раз без всяких увиливаний.

— Значит, так, Тоня. — Леонид едва удержался, чтобы не назвать ее Тонечкой. — На случай, если что-то вспомните, вот вам мой служебный номер. Сразу же звоните. — Он достал из кармана почти полностью исписанный блокнот и огрызок карандаша и торопливо написал номер. — Старший лейтенант Мостовой. Не забудьте!

А сам поспешил вниз по лестнице, потому что на третьем этаже как раз остановился лифт и ворчливый голос Агафьи Кузьминичны вопрошал пустую площадку, куда запропастился этот милиционер, которому так срочно понадобилась записная книжка покойной.

Как и обещал Иван Дмитриевич, Леонид застал Агафью Кузьминичну дома. Проживала гражданка Тетерина в небольшой комнате, окна которой выходили в тот же двор-колодец, что и кухня Павловых. Эх, была бы она дома в момент убийства, может, и заметила бы кого. Все это Леня успел подумать, пока Агафья читала записку.

— Что ж, надо так надо. Вы ступайте пока вперед, а я огонь под кастрюлей выключу и переоденусь. Я хожу быстро, минут через пять буду.

В квартире она указала на круглый столик, накрытый вязаной кружевной салфеткой. На столике у телефона лежала записная книжка.

— Спасибо. А дочка ее с бабушкой сегодня, значит, приезжает? — выходя, уточнил Леонид.

— Сегодня. Сам-то попросил меня ужин какой-нибудь для них сготовить. А то с дороги, уставшие, да еще такое горе. Бедная девочка, как она теперь без матери? Ладно бы в войну, а то так. Вы уж найдите этого душегубца, товарищ лейтенант.

— А с чего вы взяли, что это обязательно должен быть мужчина? — пристально глядя на нее, спросил Леонид.

— А кто тогда? Неужто женщина такое учинила? — вытаращилась на него Агафья.

— А вы кем до пенсии работали? — наудачу решил поинтересоваться Леонид, пока они ждали лифт.

— По молодости сестрой милосердия, еще в гражданскую. Совсем девчонка была, а такого насмотрелась — что ты! Потом на медсестру выучилась. Так всю жизнь по госпиталям и по больницам, и войну в Ленинграде с дочкой пережили. Она со мной при больнице жила, всю блокаду помогала за ранеными ходить. Я уж думала: война закончится — в докторши пойдет. А она нет, замуж выскочила, учиться уже не стала. Формовщицей на заводе работает, вот так. До свидания, милый. — Агафья свернула в арку.

— Всеволод Георгиевич! — влетел в кабинет Леня Мостовой. — Угадайте, кто из знакомых покойной Павловой имел дело с медициной?

— Судя по твоему небесному сиянию, это или муж, или домработница Тетерина, — без всякого восторга оторвал голову от бумаг майор.

— Вот, а я-то думал. — Леонид потускнел на глазах. — А вы откуда узнали?

— Оттуда же, откуда и ты, я полагаю, — от самой Тетериной.

— Вы что, ее еще раз вызывали?

— Нет, больше не вызывал.

— Тогда откуда? — нахмурил белесые брови лейтенант Мостовой.

— Леня, она во время допроса сообщила, что работала в больнице имени Куйбышева операционной медсестрой. Ты чем слушал, ухом или брюхом?

— Точно. — Ленька чувствовал себя полным идиотом.

— Еще что-нибудь интересное нарыл? — усмехнулся майор в пушистые усы.

— Да, вот книжка записная Павловой, — потряс он тоненькой книжечкой в синей обложке. — Собираюсь выяснить, кто здесь кто.

— А ты не пробовал сперва у мужа выяснить, кто есть кто, чтобы время сэкономить?

Леня второй раз за последние пять минут почувствовал себя полным и законченным идиотом. Почти безнадежным.

— Ладно, не огорчайся. Еще не факт, что он стал бы тратить на тебя свое драгоценное время. Мне и так уже сегодня звонили с Литейного, требовали, чтобы мы не отвлекали профессора Павлова и не срывали выполнение важного государственного заказа. Думаю, о вдовце на время стоит забыть. Подождем возвращения мамаши покойной. Ты, кстати, не забыл, что у тебя сегодня с ней встреча? Вот только я думаю, не перенести ли нам встречу на завтра, когда профессора дома не будет? Очень, знаешь, не хочется еще один звонок услышать.

— Всеволод Георгиевич! — заглянул в дверь возбужденный Алеша Коромыслов. — Я только что от дежурного — у метро «Нарвская» еще один труп, говорят, тоже весь покромсанный. Поехали?

Майор с Леонидом молча поднялись и стремительно покинули кабинет.

Глава 12

1955 год

На улице Гладкова у распахнутой двери подъезда стояла машина «Скорой помощи». Здесь же суматошно носились дети, вытягивали шеи старухи, балагурили подвыпившие личности в застиранных майках, охали хозяйки в ситцевых халатах, подвязанных фартуками. Воздух потрескивал от напряжения.

— Макарыч, чего стряслось-то?

— А пес его знает! Петька малой из пятой квартиры бегал на улицу в автомат — в милицию звонить, а Ираида из третьей голосила так, что во второй Валет чуть от лая не охрип. А еще Михал Семеныч с участковым в подъезде шушукались. А теперича они все в третьей у Ираиды сидят и не выходят. А вона, гляди, и милиция прикатила.

— Делов!

— Никак Васька из шестой Зинку свою порешил. Вечно он как напьется, бабу свою лупит и убить грозится.

— Не, Зинку я тоже видал. А Васька сегодня на смене. Так что это, видно, у Маруськи из второй хахали подрались.

— Рано еще хахалям.

— Граждане, что за собрание? Расходитесь, не мешайте работе органов. — В дверях появился застегнутый на все пуговицы Тарас Романович, здешний участковый. — Сержант Кондратюк. Прибыл на место первым, никого в квартиру не допускал, все свидетели собраны в третьей квартире, их дружинник караулит, — докладывал он, семеня за серьезным усатым мужиком в коричневом костюме.

— Видать, начальник, — пробасил мужичок в кепке с цигаркой во рту.

— Ишь сколько за ним народу марширует. Что-то сурьезное, — поддакнул приятель, похожий на первого как две капли воды.

Майор Остапенко, Леонид и Алексей Коромыслов шагали сквозь толпу зевак. За ними следовала криминалист Тамара Евгеньевна и ее новый стажер Володя Лычкин.

В комнате, залитой косыми лучами закатного солнца, было по-особому уютно — то ли от кружевных занавесок на окнах, то ли от вязаной скатерти на столе, а может, от слоников на диванной полочке. Среди этих занавесок и слоников сразу хотелось остаться. Так думалось до тех пор, пока глаза не упирались в лежавшее на полу тело, немыслимо, неправдоподобно изуродованное. И особенно страшно было смотреть на него здесь, в этой веселой комнатке, напоенной запахами цветущей сирени, горячей земли и еще чего-то летнего, совсем не вязавшегося со смертью.

Алеша Коромыслов, который не был в квартире Павловых в день убийства, резко побледнел и попятился в коридор. Майору с Леонидом показное спокойствие тоже давалось нелегко.