Читать книгу "Светило малое для освещения ночи - Авигея Бархоленко"

— Но ты же сказала не все?

— Это только вступление.

— Для меня?

— Мне показалось, что ты не особенно утруждалась размышлениями.

— Может быть.

— Хотела бы возразить?

— Не знаю. Зависит от продолжения.

— Дело в том, что, если возникает вопрос, я должна найти ответ. Я хочу знать, что есть я и зачем. Я хочу знать, в каком мире живу. И таков ли этот мир, как мне рассказали. Мир слишком сложен, чтобы обходиться без логики. Логик не может быть много, а если их много, то нужно искать одну.

— Тебе здесь очень плохо? — вдруг спросила Лушка.

— Плохо? — Марья прислушалась. — Да нет… Совсем нет. Я отношусь к этому с юмором: мне предоставили оплаченный отпуск, не считаясь с законодательством.

— Ты здесь напрасно?

— Зависит от точки зрения.

— Почему тебя называют Еле-Марья?

— А-а, доложили. История длинная. А я успела сделать только вступление.

— Вчера ко мне явились сразу трое рассказывать про тебя. Я почему-то не захотела. Просто выключилась, чтобы не слушать. Только и вижу — губами шлеп-шлеп-шлеп. И глазки мигают. Одними словами рассказывают, бедняги.

— Пустое, — поморщилась Марья. — Пусть говорят. То, что я здесь, меня не заботит. Где я нашла бы такое ограничение, и почти без всяких усилий с моей стороны? Готовая диета, готовый монастырь, полная безработица — все условия для того, чтобы поехала крыша. Да пусть едет, куда хочет! Ограничение — это простор. Великое ограничение — великий простор.

— Такой великий, что и задохнуться можно.

— Потерпевший кораблекрушение имеет шанс спастись и умирает не столько от голода, а сколько от ужаса. А мы живем так — от ужаса неживые. Интересный нюанс в Библии: Бог создал Землю, отделил воду от тверди, создал деревья и всякую растительность, создал птиц, и гадов, и всяких животных и лишь после всего этого создал человека, вдохнув в него душу живую.

— Сказки же!

— Любая сказка зачем-то рассказывается. Библиотек не было, книг не писали, обходились сказками. Сказки надо научиться слышать, а ты сейчас не услышала.

— Да я и не собираюсь!

— Так соберись! Для чего я все говорю?

— Да не люблю я попов!

— Да я хочу, чтобы ты себя полюбила!

— И себя не хочу… Себя тем более!

— Потому что представления о себе не имеешь, потому и не хочешь. Если бы поняла, что это в тебя душу вдохнули, что хоть какая-то часть в тебе — великого космического происхождения, не разбрасывалась бы собою налево и направо. И не ври, что не хочешь знать, с какой такой стати ты прыгаешь по земле, как блоха. Привыкли делать вид, что великие атеисты, а по ночам от ужаса обмираем, что умирать придется.

— Так придется же?

— Может быть совсем другой взгляд на вещи. Все может стать понятнее и перспективнее. Не замечаем логики, а она наличествует. В тебе есть все, в каждом есть все, чтобы понять и действовать, но — лучше черта выдумаем, который нас везде соблазняет, чем откажемся от глупости!

— Значит, не можем отказаться… Такие получились, что не можем.

— Не значит. Если бы человеку была ясна система, в которую он включен, если бы он понял свою роль…

— Но не понял же!

— Не так. Еще не понял. И уже понимает.

— А те, что не поняли, чем виноваты?

— А кто их винит?

— Но они же не поняли!

— Так поймут.

— Да их уж тыщу лет, как нет.

— Да почему нет?

— А где они?

— Везде, наверно.

— Все! У меня голова враскоряку, больше не желаю!

— Подожди, у меня теория, совсем коротенькая. Знаешь, что евреи считают себя избранным народом? Бог избрал. Ну, вот из всех прочих очень они ему понравились. Полюбил, и все тут. И до сих пор так считают. А христиане, хочешь не хочешь, к этому присоединяются. Библия же! Очень меня этот вопрос занимал — что-то в нем было не так. Слишком он откровенно глуп, чтобы быть одной глупостью. И сегодня ночью у меня этот ребус сошелся. Бог избрал, да. Совершенно очевидно, что избрал. Но — человека. Из всего животного царства он выбрал именно этого зверя и вздохнул в него душу живую. Человек оказался наиболее подходящей биологической системой для божественных целей. Эта идея, надо полагать, и была сообщена Моисею, но он, в силу своего узкого отношения к миру, воспринял как смог. Библейское «создадим человека» не есть создание из ничего, а есть преобразование наличествующего: преобразуем это животное по образу и подобию нашему, наделим его сознанием, волей, способностью к творчеству, для чего соединим это малоразумное материальное тело с жизнью неумирающей, но не имеющей материального смертного опыта, — то, что и звучит как «вдохнул в него душу живую»… Животное избрал Бог, а не еврея! Все, у меня язык как тряпка, поработаю ногами!

И Марья нырнула в комнату.

Непонятно, зачем Лушка втянулась в разговор? Такие вопросы ее не интересовали. Новая эта теория или старая, она судить не может, ничего на эти темы не знает. Каждый, конечно, увлекается чем хочет и может, но слова — вещь ненадежная, кирпичи-перевертыши, выстроить можно хоть что, а в Марье слов скопилось больше, чем в словаре, вообще она, конечно, интересная, на шизу не похожа, то есть шиза, конечно, но как любой нормальный человек. Лушке ее жаль, она красивая как-то целиком, от волос до радужных носков на ногах, непонятно только, почему нет бровей. Конечно, пусть говорит сколько влезет, но Лушке после этого серо и тошно, будто в доме покойник, а она в карты режется, в общем — делает не то, все вокруг наперекосяк, мир разъезжается, как тот теленок… И тут вспомнилось, как она, еще тогда, еще там, в своей квартире, укачала мальца и положила спать на пол, а сама решила спуститься в магазин, а вместо этого села в троллейбус и поехала в кино, ужасно захотелось посмотреть хоть какую-нибудь картину, и половину сеанса она впитывала, будто пила в жару, показывали американское и зашибись, но с какой-то точки в середине фильм для Лушки обесцветился, и стало так, будто прыгают тени, похожие на привидения, живут по своим незаконным орбитам, Лушки никакой стороной не касаясь, сидеть стало невмоготу, но она сидела, потому что устала дома, и, пусто глядя на экран, замирала оттого, что может быть там, в ее натуральной жизни. Малец, может, проснулся и надрывается в крике или захлебнулся своим, или она не выключила воду и там затопило соседей, они взломают дверь и увидят, что ее нет, или она не выключила газ и теперь все взорвалось, а все подумают, что она нарочно, потому что никто не поверит, что она была в кино просто так, и она ринулась из зала первой, когда пошли титры, и, не в силах пятиминутно ждать транспорт, помчалась бегом, троллейбусы один за другим ее опережали, но она, стиснув зубы, бежала самостоятельно, будто был какой-то смысл в том, что она бежит, а не едет, и, завидев свою пятиэтажку, она вычленила из прочих свое окно, чтобы убедиться, что там ни взрыва, ни пожара, и у подъезда не было толпы, а только глухая старушонка, и малец спокойно спал, а она развернула его и отшлепала по красным ягодицам — из-за того, что так переволновалась из-за ничего.