Читать книгу "Терское казачество - Михаил Караулов"

В большинстве случаев станицы строились по одному общему плану. Прямые улицы рассекают станицу вдоль и поперек. Посреди станицы просторная площадь для сборов по тревоге, общественных сходов и Божьего Храма. Со всех четырех сторон линейная станица обычно окапывалась глубоким и широким рвом, по внутреннему краю которого насыпался окружающий станицу вал, увенчанный плетневой оградой с колючим терновником. С двух (а то и трех, четырех) сторон станицы въезды – крепкие ворота. У ворот часовой и «вестовая» пушка. Впрочем, не для вестей только стояли пушки у станичных ворот, – частенько посылали они непрошенным гостям и более решительное приветствие, в ответ на которое лютые враги не мешкали класть земные поклоны.

В промежутке от станицы до станицы тянулся «кордон» – цепь сторожевых постов, между которыми в подходящих местах на ночь закладывались еще «секреты». Посты были конные и пешие. На каждом посту непременной его принадлежностью являлась вышка для часового, ставившаяся, если было возможно, на кургане, кош (шалаш) или хатка «для прочей братии наборной» и служившая для подачи постом огневых сигналов «фигура» – высокий шест, обмотанный паклей, соломой, сеном и т. п., пропитанный смолой, нефтью, дегтем или другим горючим веществом. На конных постах была, кроме того, и плетневая конюшня. Весь пост обычно окружался рвом, валом и плетнем, так что постовые в случае крайности могли выдерживать натиск и превосходящего силами противника.

Заметив прорыв неприятельской партии, постовые стреляли из пушки, если она была, зажигали «фигуру» и скакали с донесением в ближайшую станицу. Донесения о заранее ожидаемых прорывах посылались по постам открытыми «цидулами», ставившими всю линию в известность о грозящей опасности. Таким образом, помимо сторожевого дела посты исполняли и обязанности летучей почты, перевозя казенные (и частные) пакеты вдоль линии. Если донесение или приказание нужно было везти, по его спешности, без малейшего замедления, то к нему пришивалось орлиное (или иное какое) перо, и такой пакет получил имя «летучки».

С первых годов поселения на Тереке казаки, как мы уже видели выше, ревностно занялись хлебопашеством, садоводством и другими видами сельского хозяйства. Это было удобно, пока еще сидели далеко в горах чеченцы и ингуши, а с кабардинцами отношения не обострились до крайних пределов. Ко времени же заложения Кавказской линии горские народы постепенно выдвинулись на плоскость и разместились в близком соседстве с казаками. Постоянная угроза набегов, нападений с убийствами, угоном скота и захватом людей в плен вконец препятствовали правильным хозяйственным работам. Каждое утро, на рассвете, «выбегали» из станицы во все стороны конные казачьи разъезды, чтобы «осветить местность». И только когда доносили эти разъезды, что кругом все спокойно и следов неприятеля не обнаружено, – растворялись станичные ворота и станичники отправлялись на свои работы.

Да и самая работа шла в тяжелых условиях. Хлебопашцам приходилось сбиваться в кучи, чтоб при случае оказать друг другу поддержку. Самыми работами занималось поневоле не все население: на каждой ниве, в каждом саду становился мальчишка или дед с ружьем на часах (взрослые казаки были постоянно или «на кордоне» или «в набегах»). Малейшая оплошность со стороны часового, – и без времени гибли казаки, а казачки попадали в плен к горцам, где и погибали на веки. Иногда, правда, пленных выкупали, но часто бывало и так, что пленная казачка становилась женой своего хозяина – горца, приживала с ним кучу детей, и сама уже не хотела менять новую свою семью на старую, от которой была все равно отрезанный ломоть.

Эти постоянные опасности лучше всего закаляли дух линейного казака, и под давлением бесконечных тревог и стычек крепли казацкие силы. В этой беспрерывной, неустанной борьбе казаки «привыкли видеть жертвы за любимого Царя», привыкли «не раз терять близких кровных в схватках жарких и неровных», как поют казачьи песни.

Да впрочем в то лихое время не только в чистом поле, но и дома в станице казак не чувствовал себя в полной безопасности. Иногда горцы нападали на станицы целыми тысячами. И эти случаи были до того обычны, что казаки привыкли уже понимать предупредительный голос родимого Терека: запруженный в месте брода стеной конных хищников, он издавал своеобразный рев, и по этому ропоту догадывались часовые в станице, что враг близко и в больших массах переходит реку в брод.

Быстро поднималась на ноги станица. Способные владеть оружием выбегали на станичный вал. Удальцы вылетали на конях на разведку и с вестью в соседние станицы, просить «сикурсу» (помощи). Женщины выкатывали в прямые станичные улицы возы и делали там баррикады, которые сдерживали бы движение конницы в случай прорыва ее внутрь станицы. Ценные вещи, детей и дряхлых стариков прятали в погреба, входы в которые заваливали дровами, хворостом и всяким хламом. Станица живо приспосабливалась к обороне и готова была дорого продать свою жизнь. И чаще всего горцы, видя, что отпор им будет хороший, уходили ни с чем, потеряв без всякой пользы несколько десятков лучших своих джигитов, слишком приблизившихся к грозным станичным валам.

Казачья служба на линии делилась на полевую (в походах и на охране границы) и внутреннюю (в станице). Пока в силах был казак нести все тягости походной и боевой жизни, до тех пор состоял в строевой сотне и постоянно бывал в самых различных командировках. Любопытный тому пример представляет служба Екатериноградской станицы урядника Кузьмы Иванова Пастухова, поступившего в Волгский полк 25 марта 1781 года: «1783 года был в походах против горских народов, под командою полковника Ребиндера; 1784 года против тех же народов, под командою генерал-поручика Потемкина; 1785 года с генерал-майором Савельевым против кабардинцев; 1786 года был отправлен с разными бумагами от генерал-поручика Потемкина курьером в Москву к генералам Нарышкину и Воронцову; 1787 года с генералом-поручиком Потемкиным в экспедиции против Закубанских народов; 1788 года с генерал-майором Текелием в действии и осаде турецкого города Анапы; 1789 года с генерал-майором Булгаковым за Кубанью; 1790 года с генерал-поручиком Бибиковым до города Анапы и при действительной осаде оного, за что получил за отличие против неприятеля и усердие к службе серебряную медаль с надписью “за верность Екатерине”, на Андреевской ленте; 1790 года с генерал-аншефом Ртищевым против кабардинцев; 1791 года с генерал-поручиком Гудовичем при действительной осаде города Анапы и во время дела с неприятелем был ранен пулею в правую ногу навылет и за взятие города Анапы, за отличие и усердие к службе, от генерал-поручика Гудовича получил похвальный аттестат; 1794 года с генерал-майором Мухтелем против кабардинцев и в делах против неприятеля за отличие был произведен в урядники; 1796 года с генерал-аншефом графом Зубовым в Персии, Дербенте и Баку»… В 1801 году Пастухов был уволен за болезнью от службы, что не мешало начальству в 1837 году требовать службы от 82-летнего Пастухова, как сказано в прошении, поданном им во время проезда по Кавказской области Императора Николая 1-го: «Начальство, не уважая моих старых лет и прежней моей службы, употребляет во все места не только по внутренней, но и на кордоны употреблялся на службу; исполняю все станичные повинности, как денежные, равно и подводы должен отбывать наравне с прочими; а при том начальство угрожает телесным наказанием».