Читать книгу "Разделенные - Нил Шустерман"

Он наносит удары то правой, то левой рукой, в который раз замечая, что разница в силе грандиозна. Прекратив избиение мешка, Коннор смотрит на татуировку, украшающую его запястье: тигровая акула выглядит на картинке еще страшнее, чем в жизни. Коннор успел привыкнуть к татуировке, но полюбить ее не сможет никогда. Даже волосы на татуированной руке растут гуще, чем на другой. К тому же они другого цвета. Он здесь, думает Коннор. Роланд встает за каждым ударом, который я наношу его рукой. И, что самое страшное, Коннору нравится использовать ее сокрушительную силу… хотя, быть может, это нравится самой руке.

Он подходит к станку для жима от груди, который занимают двое парней. Заметив приближение Коннора, они тут же освобождают место – ну хоть какой-то прок от начальственной должности! Подсчитав блины на грифе и прикинув вес, Коннор добавляет еще по два с половиной килограмма с каждой стороны и, устроившись на сиденье, откидывается назад, чтобы начать упражнение. Он повторяет жим от груди день за днем – и ненавидит его больше всего, потому что ни одно упражнение не демонстрирует разницу в силе двух рук так наглядно. Та, с которой он был рожден, с трудом поднимает вес. Неожиданно Коннор осознает, что его борьба с Роландом не закончилась.

– Может, подстраховать? – спрашивает парень, стоящий где-то позади. Изогнув шею, Коннор оглядывается и видит парня, которого все зовут Старки.

– Да, спасибо.

Он начинает упражнение снова и, несмотря на боль в своей собственной руке, бросать штангу не собирается… но после семи жимов Старки приходится помочь ему вернуть гриф на подставку.

– У тебя это после «Веселого Дровосека»? – спрашивает Старки, указывая на картинку с акулой на правом плече Коннора.

Приподнявшись, Коннор старается унять боль в мышцах.

– Да, вместе с рукой, – отвечает он, глядя на татуировку.

– На самом деле, – говорит Старки, – я и спрашивал про руку. Если уж у человека, выступающего против разборок, рука с разборки, значит, он этого не хотел. Интересно было бы узнать, как это случилось.

Коннор начинает смеяться, потому что вот так, в упор, его никто еще об этом не спрашивал. Однако поговорить об этом оказывается приятно.

– Да был там один парень – реально крутой чувак. Как-то раз он пытался меня убить, но закончить дело не смог. В общем, он оказался последним человеком, которого разобрали в «Веселом Дровосеке». Я был следующим на очереди, но в это время Хлопки взорвали Лавку. Я потерял руку, а когда очнулся, обнаружил у себя эту. В общем, выбора не было, можешь мне поверить.

Выслушав историю, Старки молча кивает, никак не выказывая своего отношения.

– Вообще-то это вроде медали, чувак, – говорит он в конце концов. – И ей стоит гордиться.

Коннор всегда старался познакомиться со всеми ребятами в лагере лично, чтобы им не казалось, что они – просто безликие беглецы, только и ожидающие, когда придут копы и отвезут их на разборку. Так что же ему известно о Старки? Этот парень явно не обделен индивидуальностью и умеет улыбаться так, что и не угадаешь, что у него на уме.

У Старки рыжие волнистые волосы, крашеные, судя по темным корням, отросшим почти на дюйм с тех пор, как месяц назад он появился в лагере. Ростом он невысок, но крепко сбит и не рыхлый. Коренастый – вот подходящее слово. Похож на участника боев без правил. И при этом – такое самообладание, которое будто возвышает его над остальными. Ходят слухи, что он убил инспектора во время побега, но это только слухи.

Коннор помнит день, когда прибыл Старки. В каждой группе новичков есть хотя бы один человек, считающий, что взрывать заготовительные лагеря – хорошая мысль. Впрочем, возможно, многие так думают, но большинство новичков слишком подавлены, чтобы кричать об этом сразу после приземления. Те же, у кого хватает на это смелости, становятся потом либо проблемными ребятами, либо отличными работниками. Но о Старки по сей день практически ничего не известно. Его назначили на раздачу в столовую, а по вечерам он показывает желающим фокусы.

Коннор вспоминает себя в ночь после бегства. В тот вечер его спрятал в грузовике водитель, показавший ему руку с разборки, пришитую вместо собственной, отрезанной по локоть. Она принадлежала парню, который был мастером карточных фокусов.

– Покажи мне как-нибудь пару фокусов, Старки, – говорит Коннор вслух.

Старки, судя по всему, слегка удивлен.

– Ты всех здесь по именам знаешь?

– Только тех, кто произвел на меня впечатление. Давай поменяемся, – предлагает Коннор. – Я подстрахую тебя.

Они меняются местами, и Старки старается выполнить жим с тем же весом, но ему удается поднять штангу только дважды.

– С меня хватит.

Старки садится и долго не спускает глаз с Коннора. Мало кто может так долго смотреть ему в глаза. Людей пугают шрамы на его лице или сложенная о нем легенда. Однако Старки не из таких.

– Правда, что ты спас подкидыша, хотя тебя могли поймать?

– Правда, – соглашается Коннор. – Не самый умный поступок.

– Зачем ты это сделал?

Коннор пожимает плечами.

– Почему-то в тот момент мне показалось, что так надо, – старается отшутиться он. Но Старки не до шуток.

– Я сам подкидыш, – объясняет он.

– Это грустно.

– Нет, это нормально. Я просто хочу, чтобы ты знал: я уважаю тебя за то, что ты сделал.

– Спасибо.

В этот момент кто-то зовет Коннора снаружи. Как это постоянно случается на Кладбище, голос у разыскивающего его человека такой, словно случилось что-то непередаваемо ужасное.

– Мне пора. Будь здоров, Старки, – говорит Коннор, уходя; он чувствует себя значительно лучше, чем до спортзала.

К сожалению, Коннор не видит того, что происходит дальше. Как только за ним закрывается дверь, Старки снова откидывается на спинку станка и выжимает тот же вес двадцать раз подряд, даже не вспотев.

Ежедневно после захода солнца Коннор собирает на совещание ребят из ближнего круга – тех семерых, которых Хайден прозвал Апостолами. Прозвище закрепилось. Сегодня совещание проходит в самолете, где живет Коннор, – в дальнем северном конце главной улицы Кладбища, – а не в бывшем президентском лайнере: Коннору до сих пор неприятно там находиться после встречи с представителем Сопротивления, похожим на потную свинью.

У Коннора не было особого желания селиться в приватной резиденции, да и особую форму одежды – голубой камуфляж – придумал не он. И то и другое появилось у него по совету Трейса, который считал, что это полезно для укрепления имиджа.

– Что это за чертов род войск, в котором носят голубой камуфляж? – проворчал Коннор, когда Трейс посоветовал ему эту форму.

– Она для десантников, взлетающих в небо на джетпаках и атакующих сверху, – сказал Трейс. – Ни одной такой атаки в реальности не было, но в теории это очень эффективно.