Читать книгу "Невеста оборотня - Альфред Билл"

— А почему бы вам не обратить внимание мосье де Сен-Лаупа на то обстоятельство, что его и его собаку никто и никогда не видел вместе?

— Потому что с тех пор, как он вознамерился жениться на вашей кузине, я намерен всеми возможными средствами сохранять с ним дружеские отношения, — серьезно ответил он.

— И я заклинаю вас поступать подобным же образом. Я предчувствую, Роберт, что для мисс Фелиции будет полезно, если ее добрые друзья, подобные нам, смогут находиться рядом с ней.

И с этой зловещей рекомендацией, прозвучавшей, словно эхо совета Уэшти, пастор покинул меня.

Утром следующего дня меня зашел проведать эсквайр Киллиан. По той заботливой осторожности, с какой он избегал в разговоре со мной всякого упоминания о болезненной для меня теме, я догадался, что он уже слышал новость о помолвке Фелиции и Сен-Лаупа и понял, что это значило для меня, и нынешнее его посещение моего дома являлось для него почти визитом соболезнующего товарища. Однако его единственное упоминание об этом событий едва ли могло бы быть более определенным.

— А теперь поговорим о вашем наследстве, — начал он, и его лицо показалось мне утратившим нечто важное от его потускневшего, словно прокисший уксус, взгляда и увядшей грустной улыбки. — Нам необходимо что-то предпринять в этом деле, или вы потерпите неудачу и потеряете значительные богатства. Судьи также торопят меня. Они полагают, что я располагал достаточным временем, чтобы предъявить завещание, если таковое действительно существует. И они хотят знать, следует ли им начинать дело о наследстве, считая, что старик ушел из жизни, не оставив после себя завещания.

— Послушайте, — сказал я, — у меня есть идея. Она, быть может, не имеет столь большого значения, тем более что может показаться вам совершенно безумной. Но я думаю, что она, по меньшей мере, заслуживает к себе внимания как гипотеза. Как вы думаете, мог ли кто-нибудь знать о том, где именно спрятаны деньги старого Пита?

— Никто.

— А что вы скажете о ночном завсегдатае старого уединенного дома?

— Он попытался украсть эти деньги и оставил при этом свой след. Но я продолжаю следить за садом и пока не обнаружил каких-либо признаков того, что сокровища найдены.

— Но предположим, что вор и не нуждался в том, чтобы уносить из сада найденные сокровища, а, напротив, для него было наиболее удобным оставить их на прежнем месте, там, где он их нашел. Как вы думаете, кто бы это мог быть?

— Я полагаю, кто-нибудь с ногой стройной и нежной, словно у девушки, предпочитающей прохаживаться ночами босыми ногами по голым холодным доскам пола.

Признаюсь, что эти слова пастора на некоторое время привели меня в замешательство. При построении своей теории я забыл про след той ноги на золе, рассыпанной у камина в доме старика Армиджа, про наше единственное, полученное из первых рук доказательство того, что ночной посетитель в зеленом пальто действительно существует. Однако я упрямо продолжал:

— Оставляя это обстоятельство в стороне, подумаем о том, кто, если только он вор, мог бы быть наиболее удовлетворен тем, что деньги остались лежать там, где старый Пит спрятал их? Кто имел возможность сыграть в том месте роль привидения с наибольшей легкостью и с наименьшим риском оказаться разоблаченным?

— Вы имеете в виду мосье де Сен-Лаупа?

— А почему бы и нет?

— Ну, во-первых, потому, что призрак впервые появился именно в тот момент, когда мосье де Сен-Лауп находился в Нью-Йорке.

— Полагаю, что данное обстоятельство не является основанием для того, чтобы ставить под сомнение мою гипотезу, и прежде всего потому, что Сен-Лауп, узнав о расползающихся слухах о спрятанных сокровищах, пришел к выводу, что может использовать их с выгодой для себя, удерживая таким образом от проникновения в свои владения самозванных претендентов на чужие права.

— В таком случае, вы также должны допустить, что в то время, пока рабочий ходил за полицейскими, Сен-Лауп проник в дом и похитил зеленое пальто старого Пита. Стал бы совершать такие поступки француз, отправляясь на исходе первой же ночи своего пребывания в городе к старому заброшенному дому? А кроме того, мой мальчик, если вы окажетесь правы, то можете считать, что на сегодняшний день от завещания старого Пита осталась лишь жалкая кучка пепла.

— Я так не думаю, — ответил я. Если Уэшти была права, если Сен-Лауп действительно получал наслаждение, видя усиление тех мучений, которые испытывал потерпевший поражение поклонник его молодой невесты, то он не мог быть человеком, получающим удовольствие от хранения у себя документа, способного, попади только это завещание в надежные руки, сделать этого поклонника богатым и сильным соперником преуспевающего жениха. Но я, естественно, не имел желания объяснять все это адвокату и успокоился только тогда, когда заметил, что он не обратил внимания на противоречия в моих словах.

— Нет, — сказал адвокат. — Это нас ни к чему не приведет. Но вчера поздней ночью я подумал об одном месте, куда я еще не заглядывал — ну и болван же я!

— По крайней мере, — к моему будущему несчастью прервал я его, — не могли бы вы, если это возможно, заглянуть в это место? Обратите также достойное внимание на мое подозрение. И не ходите к Сен-Лаупу и не спрашивайте у него разрешения на поиски в его саду. Если вы даже и сделаете это, то все равно ничего не найдете. Я ручаюсь за это.

— Сен-Лауп ничего не узнает об этом, — заверил меня адвокат. — И если я найду деньги, то вместе с ними я рассчитываю найти и зеленое пальто старого Пита.

— И где вы будете вести ваши поиски? — горячо и нетерпеливо спросил я.

Но моему вопросу суждено было навсегда остаться без ответа доброго чудаковатого эсквайра Киллиана.

— Когда я расскажу вам о своей догадке, вы удивитесь ей точно так же, как удивился я тому, почему мы никогда не задумывались об этом, и вы будете столь же убеждены в моей правоте, как убежден в ней я, — начал он, как вдруг за моей дверью послышалось тяжелое дыхание Джуди Хоскинс.

— Это монсиер — французский джентльмен, — прохрипела она под аккомпанемент своего стука в дверь.

— Я сообщу вам новости о результатах своих догадок через день или два, — быстро сказал адвокат. Но даже эти слова могли быть услышаны мосье де Сен-Лаупом, с такой поспешностью он появился в комнате вслед за сообщением о его приходе.

Я приготовил себя к тому, какое суровое испытание несет мне приход француза — хотя и не подозревал о том, насколько тяжким оно окажется — но увидел перед собой нового мосье де Сен-Лаупа. Он был таким же демократичным, болтливым и добрым приятелем, как и в день своего приезда. Величавым, утонченным, преисполненным достоинства, с тенью мрачной гордыни на челе я видел его в гостиной моего дяди. Теперь же, увенчанный успехом, упрочившим его положение в обществе, он казался человеком из высшего света, аристократом с изысканными манерами и веселой снисходительностью, берущей свое начало в искусном, утонченном юморе. Я оказался его «любезным юным другом», вести о чьем неуклонном выздоровлении несказанно обрадовали его. Мосье поприветствовал Киллиана и сделал комплимент искусству «мудрого доктора Брауна», словно один из них был провинциальным нотариусом, а второй деревенским аптекарем.