Читать книгу "Лёка. Искупление - Эдуард Верин"

Впрочем, не все живые существа были столь понятливы – вскоре после переселения Лёки в отчий дом ко двору приблудились две собаки. Сначала Лёка пыталась их гнать, но они не уходили, и она быстро смирилась с их существованием. Одну из них – небольшую вертлявую дворняжку – Лёка назвала Кнопкой. Кнопка любила рыть ямы и за короткое время перерыла весь двор. Другая псина была побольше и обладала способностью непрестанно лаять много часов подряд. Заткнуть ее было невозможно. Лёка назвала гавкучую псину Мерзостью. Собака против такой неблагозвучной клички не возражала.

В общем, псины прижились. Лёка иногда кормила их остатками своей каши, но чаще забывала. Кнопка и Мерзость не обижались и на это – они харчевались на кладбище. Вскоре обе псины привели щенков. Лёка не помогала им выхаживать потомство, но все щенки выжили, быстро подросли, и спустя полгода во дворе у Лёки образовалась целая псарня. Псарня часто поднимала истошный лай, но Лёке было все равно – в облюбованной ею комнате без окон этот лай был почти не слышен.

Закончилась осень, потом зима. После смерти матери остался старый мелкий уголь – было чем топить в доме. Особо высокая температура Лёке была не нужна. Ей было вполне достаточно сидеть и смотреть вдаль, укутавшись в старенькое мамино пальто и обувшись в древние валенки, оставшиеся еще от бабушки.

Лекарства, с помощью которых она годами поддерживала свои больные почки, Лёка пить перестала, и это вскоре дало о себе знать. К середине зимы у нее начались хронические боли. Чаще всего боль была несильной, и на нее можно было не обращать внимания, но иногда происходили острые приступы, при которых Лёка часами корчилась и стонала. Приступы становились все чаще, и с этим надо было что-то делать. Лёка была давно знакома со своей болезнью и знала, что эти приступы не предвещают скорой смерти. Но терпеть их было просто невыносимо.

Нужны были лекарства.

Лёка собрала в доме весь алюминий – ложки, вилки, кастрюли – и отнесла в пункт приема металлолома. На эти деньги она накупила лекарств, но через месяц они должны были закончиться, а алюминия в доме больше не было.

Хочешь не хочешь, а Лёке нужно было искать какую-то работу.

На последние гроши Лёка купила себе местную газетенку «Маяк». Объявлений о работе там было мало, но они были. Кое-что Лёке совсем не подходило – к примеру, она не могла работать продавцом в магазине. Находиться среди людей было невыносимо, да и работодатель вряд ли захотел бы нанять продавца с вечно красными глазами, наклоненной к плечу шеей и хриплым, словно от многолетнего курения, голосом. Голосовые связки у Лёки так полностью и не восстановились.

В общем, поиски работы не обещали быть легкими, но одно из объявлений привлекло внимание Лёки.

В частный дом требовался садовник. Лёка вспомнила о своем дипломе биолога. Она была физиологом человека, а не ботаником, но кое-что из жизни растений припомнить могла.

Лёка решила обратиться именно по этому объявлению.

2

Было начало марта, когда Лёка подошла к особняку, построенному на нескольких объединенных участках. По меркам Большеграда особняк был так себе, ничего особенного. Но для маленького Штыбова это был очень большой и шикарный дом. Лёка не увидела кованых ворот и видеокамер, столь популярных в Большеграде, но кирпичный забор в два с половиной метра высотой говорил о том, что здесь живут солидные, важные люди.

Лёка позвонила.

К ней вышла молодая невысокая полная женщина. Выслушав сбивчивые слова Лёки о работе и дипломе, она нетерпеливо махнула рукой.

– Диплом не нужен, – сказала она резко.

Такой тон бывает у человека, привыкшего отдавать приказы.

– У нас тут небольшой парк. Японский! – с гордостью уточнила она. – Люди, которые все это нам посадили, оставили схему – где какое растение находится и как его надо поливать-удобрять. С каждого растения пылинки будешь сдувать, учти! И каждое растение своего ухода требует, индивидуалього! Все надо делать точно по схеме, а то они дохнуть начнут, и я с тебя спрошу. Знаешь, сколько все это сто́ит?! В общем, твое дело – прийти два раза в день и выполнить все, что указано, по списку. Ну и там грядку выкопать, дорожку подмести, в общем, чтобы красиво было… Сделала – и свободна, как ветер. Устраивает, подруга?

– Да, – прохрипела Лёка.

Она уже была достаточно опытной, чтобы понять: обращение «подруга» это не более чем слово-связка. Хозяйка особняка не производила впечатления человека, который стал бы дружить с прислугой.

– Тогда пойдем, – сказала хозяйка.

Они вошли во двор. Здесь действительно все было очень необычным – ни одно из растений Лёка никогда раньше не видела.

– Интересный сад, да, подруга? – довольно спросила хозяйка, поглядывая на Лёку. – У нас тут все строго – никаких вишен, яблок, груш и клубники с крыжовником! Здесь ни одного местного растения! Знаешь, у французской королевы Марии Антуанетты – ее потом революционеры казнили – был интересный сад. Вообще, у нее был собственный маленький дворец… Блин, забыла, как назывался… Труа… Трима…

– Трианон, – просипела Лёка. – Малый Трианон.

Проблем с историей у нее не было ни в школе, ни в университете.

– Ты смотри, образованная! – хохотнула хозяйка. – Молодец – действительно Трианон! Так вот – там был сад, который будто вмещал в себя весь мир. Туда посмотришь – ты будто в Швейцарии. Сюда – будто в Индии. Еще куда-то – будто в Африке! Круто, скажи?! Мой муж, конечно, не французский император, доходы не те, но свой маленький Трианон мы построили. Здесь у меня кусочек Японии!

Хозяйка водила Лёку между диковинных кустов, деревьев и не скрывала своей гордости.

– Это, подруга, называется гинкго двухлопастный, – говорила хозяйка, останавливаясь на мгновение у высокого дерева. – А это – ложная лиственница этого… как его… блин, никак запомнить не могу… Ага, Кемпфера! Ложная лиственница Кемпфера, вот! Между нами, девочками, – не понимаю, с какого перепугу она ложная, но сто́ит она, я скажу тебе – мама не горюй!.. Смотри, смотри, какая хвоя!

Лёка послушно трогала рукой мягкую хвою и неотрывно, с удивлением, смотрела на разговорчивую хозяйку. С лица Лёки даже исчезло всегдашнее выражение отрешенности.

Хозяйка же не замечала этого изумленного внимания к своей персоне и продолжала расхваливать сад.

– Это, подруга, сакура. И вон там – тоже сакура. Какой же японский сад без сакуры – сама посуди, подруга! Цветет красиво – не зря японцы восхищаются! Вот только поесть плодов не получится. Я раньше как думала – вишня и вишня, японская только, сначала цветы, потом ягоды, а на-ка, выкуси! Не поесть нам сакуры! Декоративные сакуры, блин, не дают плодов. Прикинь, лажа, да?! Эти – именно декоративные! Они, блин, для красоты. А поесть и бананов можно.

И она пошла дальше по усыпанной гравием дорожке.

– Нет, ты не думай, – продолжала она, подходя к изящному маленькому деревцу, – бананы мы не выращиваем, а покупаем в магазине. Бананы в японском саду смотрелись бы странно. А это, подруга, сирень. Специальная, японская, конечно. Название только забыла. Японцы любят сирень. И мне нравится. И Константину Петровичу – это муж мой – нравится тоже. Во, гляди – это тоже сирень, только другая. Название этой сирени я помню – сирень пекинская. К чему пекинская сирень в японском саду – я, честно говоря, не знаю, Пекин в Китае, а не в Японии. Но те, кто сад сажал, сказали – обязательно нужна!