Читать книгу "Страшнее пистолета - Анна Ольховская"

Кирилл говорил еще и еще, стараясь, чтобы в голосе преобладали ласковые интонации, но успокоить пса не получалось.

Наверное, потому, что покоя не было в его собственной душе. Планы скотов в отношении несчастного мальчишки не оставляли времени на раздумье. Придется идти напролом.

Нет, не в буквальном смысле ломиться сквозь стену, оставляя зияющий силуэт, как это любят изображать киношники. Хотя было бы неплохо, конечно, обладать такой бронебойной башкой — от нее пули рикошетят.

Так что в данной ситуации напролом означало продвижение вперед без какого‑либо плана. И без разведки. Он ведь даже не знал, как обустроен дот внутри — сразу от входа попадешь в основное помещение или есть хоть какой‑то коридор?

Долгое, вдумчивое прослушивание происходящего внутри могло бы помочь хоть немного разобраться, что к чему. Но предстоящие забавы упырей времени на это не оставили.

Они ни на что не оставили времени, поскольку в следующее мгновение по оголенным нервам Кирилла наотмашь ударила плеть, свитая из ужаса, отвращения и стыда.

— Т‑т‑твари, — процедил он, судорожно сжав приклад ружья. — Тимофей, стоять! Стоять! Не смей входить внутрь без меня!

Алабай, хрипло рычащей тенью метнувшийся к доту, у самого входа все же смог остановиться, но грозно клокотать не перестал.

Наоборот, звук нарастал, пес начал рыть землю лапами, в глазах зажглись кроваво‑красные угольки.

У провала, ведущего в дот, стоял сейчас не дружелюбный мохнач Тимка, там кипел сгустком едва контролируемой ярости зверь, излучающий нешуточную угрозу.

Которую, похоже, почувствовали и находящиеся внутри бетонного убежища поганцы. Но скорее всего, они услышали рык.

Во всяком случае, Кирилл ощутил резкую смену настроения в этой клоаке. Похотливое возбуждение и нетерпение лопнули, как перекачанные воздушные шарики, проколотые иголкой недоумения. А потом приползло опасение с налипшей на него трусостью.

Ментальный «бум!», прозвучавший в момент лопания шариков, спровоцировал усиление агрессии алабая. Любой пес прекрасно чувствует человеческий страх. А если учесть, что это был не любой пес, а пес, которого с щенячьего возраста учили улавливать эмоции хозяина, то и реакция его на трусливую гниль мордоворотов была не совсем адекватна. Кириллу, успевшему добежать до своего питомца, с трудом удавалось сдерживать гору тугих мышц.

— Тихо, Тимка, тихо, — еле слышно прошептал он на ухо псу. — Не стоит туда соваться. У этих скотов оружие, и поверь, оно сейчас направлено в сторону входа. Это и ежу понятно, а уж тебе, гиганту не только тела, но и мысли, должно быть понятно вдвойне. Давай, порычи еще немного, да погромче, посвирепей, а потом, когда дам команду, замолчишь. И мы подождем реакции двух трусливых тварей. Надеюсь, они высунутся, чтобы проверить, что это было. Но в любом случае им пока не до развлечений, и они оставят мальчишку в покое. Рычи, дружище, рычи.

И алабай рычал. Он словно ругался, высказывая все, что думает о двуногих самцах рода человеческого, способных не только обидеть детеныша, но и глумиться над беззащитным малышом! Да ни один зверь не позволит такого! Рвать уродов, р‑р‑рвать, р‑р‑рвать!

— Все, хватит, — Кирилл обнял пса за шею и успокаивающе погладил по голове. — Теперь — полная тишина. Мы с тобой спрячемся вон за тот выступ и подождем, как и собирались.

Алабай еще пару раз глухо клокотнул, а потом отправился вместе с хозяином в засаду, сжатой до упора пружиной замерев у его ног.

И тягучей, липкой струей столярного клея потянулось время. Секунды вязкими каплями падали на землю, образуя лужицы минут. Натянутые до предела нити ожидания грозились вот‑вот лопнуть, и тогда Кирилл не только не смог бы удержать пса, но и сам бы с ревом ломанулся следом.

Прекрасно осознавая, что бежит на пули.

Но, к счастью, у братишек, затаившихся внутри дота, с выдержкой дела обстояли гораздо хуже, чем, к примеру, с выпивкой. Распространяя миазмы страха, они просидели в норе не больше пяти минут. А потом неизвестность начала разъедать и без того пожеванную циррозом печень упырей, и они решили выяснить все же, что там, снаружи.

И — хвала их трусливости — использовать в качестве отвлекающего фактора своего пленника.

Видимо, какой‑то коридор в доте все же был, потому что послышавшиеся вдруг голоса звучали немного приглушенно:

— Витек, а может, не надо пацана впутывать? Вдруг зверюга еще там и загрызет парнишку? А потом Зотов загрызет нас.

— Ты че…, хочешь, чтобы глотку тебе или мне вырвали? Ты слышал, как зверюга рычит? У меня до сих пор мурашки по коже, чуть не обделался!

— Че‑то ты постоянно ссышься сегодня? — нервно гоготнул братец. — Простату застудил?

— Заткнись…! А то щас сам вместо пацана на разведку пойдешь, раз его тебе так жалко.

— Ни… мне его не жалко, я просто не хочу перед Зотовым отвечать потом.

— Слушай, нам Зотов че велел? Пацана не бить. Так мы ж его и не бьем. А если зверь загрызет — мы тут ни при чем. Я лично соваться первым не собираюсь. Забыл, какая слава про местный лес ходит? Мы ж сюда потому и приехали, что сюда ни охотники, ни грибники не забредают.

— Ага, я помню, как отец нам про местную нежить рассказывал. Думаешь, — голос мордоворота задрожал, — это как раз нежить и рычала? Я никогда такого звука не слышал!

— Щас узнаем. Если оно там, то кинется на мальчишку, и мы поглядим, что там кто. Пшел вперед, говнюк!

— Не надо! — испуганно вскрикнул наплаканный мальчишеский голос. — Дяденьки, не надо! Ну пожалуйста!

Алабай вздрогнул и дернулся было вперед, но Кирилл удержал пса:

— Рано.

Из провала, ведущего в дот, буквально вылетел, получив ускорение от мощного толчка в спину, худенький парнишка в перепачканных джинсах и маечке. Шапки, закрывающей глаза, о которой упоминал Шайтаныч, на голове у пленника не было, а вот руки «отважные» стражи мальчонке не развязали.

Ну да, шапка мешала их развлечениям. Как могли помешать и свободные руки — отбивался бы, гаденыш, царапался, нанес ощутимый вред мужскому достоинству извращенцев.

Не удержавшись на ногах, мальчик упал в грязь у края болота и замер там, тоненько поскуливая от ужаса.

И снова пришлось сдерживать рвущегося в бой пса.

Двадцать секунд, тридцать, минута, две. Тишина, нарушаемая лишь тихим плачем маленького пленника.

— Кажись, никого, — повеселел один из братьев, кто именно — Кирилл не разобрал. Для него голоса этих скотов звучали так же одинаково, как и их чувства. Одна сплошная гниль. — Ушел, наверное.

— Че наверное — ушел, в натуре. Был бы здесь, уж б пацана порвал. Мясо молодое, нежное, не то, что мы с тобой.

— А может, нас чует, вот и затаился.