Читать книгу "Сын лекаря - Матвей Курилкин"

Рядом со мной вниз лицом лежало тело моего противника, а Хамелеон обтирал об него свой кинжал. В нескольких шагах стоял Беар, наставив арбалет на раненого предводителя эльфов, который сжимал в здоровой руке уруми. Беар не решался подойти поближе, опасаясь коварного оружия, но держал эльфа на прицеле.

Я с трудом поднялся на ноги. Хмелеон, закончив очищать кинжал, тоже зарядил арбалет и наставил его на врага.

– Брось свою железку, или пристрелю, – предложил Беар и проиллюстрировал свою угрозу, наставив арбалет в лицо первородному.

Я не понял, знает ли первородный человеческий язык, но в любом случае просьбу он понял. Поколебавшись немного, он выпустил уруми. Мы с Хамелеоном подскочили к нему и начали сковывать. Еще в городе, зная, что нам, вероятно, придется брать пленника, мы запаслись двумя парами кандалов, обмотали и даже обшили их материей, чтобы не звенели. Заставив эльфа опустить руки и наклониться, мы сковали их, пропустив цепь между ног. Потом вывели его на сухое место, и сковали ноги. У нас был готов даже кляп, так что вся процедура не заняла и минуты. Цепь у кандалов на ногах была не слишком длинная, но шагать все-таки было можно. На этот раз мы не стали обирать трупы – времени не было. Только собрали их оружие и проверили, что все они мертвы. Того эльфа, который висел на распрямившемся дереве, пришлось добивать – и в данном случае это был скорее акт милосердия. С такими ранами смерть обычно долгая и мучительная. Нам нужно было срочно возвращаться назад, к лодкам. Нужно было успеть до того, как вернутся восьмерки противника, отправленные по ложному следу. Так что нам пришлось бежать, а Беару с Хамелеоном еще и волочить за собой пленника, который бежать из-за кандалов не мог. Я задумался было о том, чтобы на время бега не заковывать ему ноги, но не решился. Слишком опасно, эльф, даже раненый и со скованными руками, мог сильно осложнить нам жизнь. Он ее и так здорово нам осложнил, а ведь ему еще нужно было обработать раненую руку, из которой сейчас торчал болт. И когда он задевал за ветви кустов, первородный мучительно стонал сквозь кляп. А ведь ему и без того было ужасно больно, не шевелить раненой рукой, когда она так скована, было невозможно. Я, в отличие от моих товарищей, бежал налегке, и все равно не отставать было трудно. Рана на ноге, на которую я вначале не обратил внимания, давала о себе знать. Я наскоро перевязал ее, но тут требовалось зашивать, а на это времени не было. Да и с распоротого лба постоянно сочилась кровь. Выйдя на берег, мне пришлось спешно заравнивать за нами многочисленные следы, ведущие к ручью. На этом мы потеряли еще минут пять, так что в общей сложности с того времени, как восьмерки ушли, прошло уже более четверти часа.

Мы быстро добежали до стоянки и загрузились в лодку. Идти на веслах, с привязанной за кормой притопленной посудиной было тяжело, и я, подтянув ее за веревку к борту, начал спешно вычерпывать воду. К тому времени, как мы добрались до противоположного берега, работа была закончена едва ли наполовину. Оставив ту лодку, на которой плыли, мы окончательно освободили от воды вторую и перебрались в нее. Мы надеялись, что вернувшиеся не солоно хлебавши первородные первым делом обратят внимание на приставшую к берегу посудину и решат, что их пропавшие товарищи уже перебрались. Возможно, тогда они не сразу найдут следы драки и трупы товарищей, и это даст нам лишние несколько минут времени. Теперь нужно было замаскировать оставшуюся лодку. Мы обмазали ее грязью, забросали водорослями, вывесили на борта ветви и коряги. Не знаю, как это смотрелось со стороны, но я очень надеялся, что вся эта конструкция походила на оторвавшуюся от берега кучу валежника. Уложив пленника, мы отогнали лодку поближе к середине реки и сами тоже улеглись на дно, также обмазавшись грязью. Теперь предстояло плыть по течению несколько часов, в надежде убраться из района поисков.

Что мы и делали. Это было мучительно. Осень, которая, казалось, уже плотно обосновалась в наших краях, внезапно сдала свои позиции, с юга подул ветер, а речную гладь заливал яркий солнечный свет. Пока мы ходили по лесу, это было не так заметно, но вот теперь… Грязь, которой мы так обильно себя украсили, моментально высохла, а кожа под ней наоборот, вспотела и ужасно чесалась. Стало трудно дышать, вокруг нас появились, казалось бы, совсем уснувшие до весны мухи. А у меня к тому же еще и ужасно разболелась раненая нога. Терпеть это не шевелясь было бы совершенно невозможно, если бы я не знал, что каждое движение может нарушить нашу и так не очень-то хорошую маскировку, и тогда все предыдущие мучения и страхи окажутся напрасными. Да еще в голову начали лезть всякие неприятные мысли, что-то вроде того, что мы попытались откусить кусок, который не сможем проглотить, что затея наша обречена на провал, и что мы только зря сложим головы. Когда Беар осторожно начал выгребать к берегу, я от жары, духоты и боли впал в какое-то полусонное состояние, так что момента, когда лодка заскребла дном о берег, я не заметил. Только когда зашевелились Беар и Хамелеон, вытаскивая пленника, я пришел в себя. Быстро умылся, заодно сделал несколько глотков тепловатой воды и снова с сожалением обмазал лицо грязью. Впереди было пять дней путешествия по лесу.

Нас искали. И искали очень хорошо. Не знаю, сколько первородных было в лесу, но мы замечали их очень часто. Мы почти не вставали на ноги, все время ползли. Первые два дня у меня даже не было возможности заняться раной, и за это я чуть не поплатился жизнью – нога распухла, боль стала дергающей. У меня начался жар. На третью ночь мы оказались в какой-то узкой промоине, и мне удалось снять грязную повязку, чтобы оценить свое состояние. Рана начала гнить. У меня с собой не было хирургических инструментов, так что рану пришлось вскрывать не слишком удобным кинжалом. Было ужасно больно, несмотря на то что я заранее съел целых три порции обезболивающего порошка, и очень хотелось застонать. Но стонать было нельзя. Порошка, кстати, оставалось совсем немного, потому что мы регулярно скармливали его пленному – это снадобье не только снимает боль, но также вызывает вялость и спутанность сознания. Вообще-то им нельзя злоупотреблять, но мы посчитали, что наша безопасность для нас гораздо важнее, чем здоровье первородного. Тем более что если принимать этот порошок менее двух недель, то последствия вполне обратимы. Прочистив рану и выдавив гной, я снова замотал ее чистым бинтом, вот только особой надежды на то, что теперь она без проблем заживет, у меня не было.

– Беар, Хамелеон, – позвал я шепотом.

Через минуту рядом показался Хамелеон и одними губами спросил:

– Что? – Лицо у бывшего вора было обеспокоенное – мое плачевное состояние давно перестало быть секретом для друзей.

– Когда мы сюда ползли, мне показалось, что пахнет мертвечиной. Или это от меня? – так же тихо ответил я.

– Было такое, – односложно ответил Хамелеон.

– Я сейчас усну, так что двигаться дальше все равно пока не смогу. – Я понял, что зелье уже действует, говорить мне стало трудно, мысли путались.

– Ты что, предлагаешь нам оставить тебя здесь? – удивленно спросил Хамелеон. – Мы скорее этого здесь оставим, а тебя потащим.

Я собрался с мыслями.