Читать книгу "Всегда, всегда? - Дина Рубина"

– Теть Фира, теть Фир! – кричал он свое обычное. – Глубоков из МХАТа приезжал, нет? Таки взял?! А в синей папке вы показывали ему «Шизофрению»? Нет? У вас таки память, теть Фира, как я знаю что… Голова вам болит? А? сердце вам болит?..

Повесив трубку автомата на рычаг, он вдруг задумчиво уставился на нее странным взглядом…

– Кириллов! – окликнула я. Я знаю, что ему приятно слышать лишний раз свою хорошую фамилию. – Кириллов, на что вы смотрите?

Он вздрогнул от неожиданности, оглянулся на меня и пробормотал:

– Я знаю? Кое-какие ассоциации…

…Тем же вечером все мы сидели на террасе, лениво поддерживая довольно хилую беседу. Миша потренькивал на гитаре, Руся задумчиво качался в плетенке, Кириллов молча бродил туда-сюда с сигаретой. Мы с Маринкой сидели на каменных перилах террасы и грызли семечки, купленные утром на станции Дорохово. У наших ног дремал Лакки.

Эмилия Кондратьевна работала. Она вообще могла работать в любых условиях. Сейчас она держала на толстых коленях ученическую тетрадку и что-то писала в ней, время от времени заглядывая в тощую книжку какого-то детского писателя.

– Замечательно! – воскликнула она вдруг, отрываясь от тетрадки с младенческой улыбкой. – Изумительно по стилю. Очень талантливый парень, этот Говорунков. И все так светло, ясно, наивно. Среди всей сегодняшней литературной грязи читаешь вдруг, – Эмилия Кондратьевна зачитала нараспев: – «Мама, – сказал я, – мне так нравится эта девочка в синем платье… По-моему, она должна нравиться всем мальчикам…»

Миша хлопнул по деке гитары ладонью и запел:

Три полудевочки, один роскошный мальчик,Который ездил побираться в город Нальчик,И возвращался на машине марки «Форда»,И шил костюмы, элехантны, как у лорда…

– Знаете что, Эмилия Кондратьевна, – сказал мрачный Кириллов со своим жутким акцентом, – обрыдли-таки ваши хорошие мальчики и невинные девочки. Вырастает-таки дерьмо. Наркоманы, проститутки, я знаю?.. Все летит к чертям – нравственность, идеи гуманизма, привязанность к отечеству. Распад, и гниль, и преклонение перед иностранным… Все это и надо отражать в литературе.

– Но тут Арончик пригласил ее на танец, – запел Миша, – он был для них тогда почти что иностранец… Слушайте, Кириллов, что у вас в голове? В голове у вас, извините, такой же акцент, что и во рту… Литература не помойка, чтобы сбрасывать в нее все дерьмо общества. Можете сколько угодно писать о расчлененных трупах, лучше от этого никто не станет, и радости от этого мало, ибо катарсиса – катарсиса нет!

– Уж не в вашем ли «библеизме» катарсис? – насмешливо спросил уязвленный Кириллов. – Послушайте, как говорил один мой знакомый маркер…

Миша треснул по струнам и перебил Кириллова:

Тут подбежал к нему маркер известный, Моня,Об чей хребет разбили кий в кафе «Фанкони»,Побочный сын мадам Олежкер, тети Эси…

– Прекратите ваши гнусные намеки! – сильно вскрикнул Кириллов.

Лакки, потревоженный его возгласом, вскочил и зарычал.

– Господа, господа, – заволновался Руся, – такой прекрасный вечер, а вы о всяких гадостях… Радуйтесь природе, любите друг друга! Посмотрите, какое небо расстилает над нами Господь, как он показывает нам…

Эмилия Кондратьевна послушно задрала в небо крашеную пожилую башку и вдруг издала сдавленный вопль. Мы дружно подняли взоры. Да, вот этого я ни разу не корректировала: в небе, повыше сосен, висел огромный продолговатый предмет, напоминающий по форме банан или огурец. Он медленно проплывал над нами в жуткой тишине, в которой только перебрехивались псы деревни Глухово.

– Что это?! Что?! – захныкала Эмилия Кондратьевна.

– Не пугайтесь, – сказала Маринка бодро. – Это аэростат. Я на таких летала в юности.

– Кой черт аэростат! – взвизгнул Кириллов. – Это НЛО! Смотрите, смотрите, он качается! Остановился!!

– Мне дурно, – заплакала Эмилия Кондратьевна. – Боже мой, это знамение!

Лакки оглушительно залаял на незнакомый предмет в вышине, и тот, плавно покачиваясь, поплыл за верхушки сосен, стал уменьшаться, меркнуть и, наконец, пропал.

Стоит ли говорить, что до поздней ночи на террасе обсуждали странное явление. Был ли это оптический обман, НЛО или банальный аэростат, на чем настаивала Маринка, – не знаю… Но долго еще мы то и дело осторожно, искоса взглядывали на небо и больше уже не решались говорить ни о литературе, ни о падении нравов, словно кто-то неведомый крепко снасмешничал над нашими беседами, показав цену их и суть…

…Я понимаю, грубо говоря – вам нужна развязка.

Да, я тоже встретила его. Дня за два до отъезда. Я не сразу его заметила, сначала увидела велосипед – он лежал на песке, на обочине аллеи. Потом я обратила внимание на человека в светлом плаще. Он крался за мной, перебегая от сосны к сосне, стыдливо показывая из-за ствола лицо и еще одну деталь своего тела, которую по причине моей близорукости вполне можно было принять за деталь данного дерева. Нет, правда, у него было вполне интеллигентное лицо, непонятно даже – зачем отвлекать внимание встречных дам с такого приличного лица на нечто противоположное по смыслу и назначению.

Да, это верно – почему-то сразу захотелось бежать сломя голову куда-нибудь прочь, но я сдержалась. Я подумала – когда Кося несколько месяцев моей жизни занимался, в сущности, тем же самым, я же не бежала, хотя и стоило убежать тотчас, как я поняла – чем он занимается.

Я остановилась и сказала ему громко:

– Бахтина, если вы имеете в виду книгу «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса», выпустил «Худлит», а не «Просвещение»… Тут вы ошиблись.

Он судорожно застегнул плащ на все пуговицы и застыл в странной позе, точно собирался бежать.

– Кстати, у меня есть это издание. Могу обменять, если заинтересуете.

Он помолчал, подумал, помял пальцами сорванную ромашку и спросил тихо:

– Гумилев вас устроит, «Письма о русской поэзии»?

– Нет, знаете, Гумилева оставьте себе…

– А Мандельштам? – спросил он неуверенно. – Полное собрание, правда, ксерокс.

– Мандельштам есть, спасибо. А вот Чарской у вас, случаем, не найдется, «Княжна Джаваха»?

– За кого вы меня принимаете?! – воскликнул он с легкой обидой. – Вы еще предположите, что я святочные журнальчики собираю.

– Ну, вы напрасно так категорично, – возразила я, – на Чарской не одно поколение выросло… Мне недавно попалось на глаза одно исследование, не помню только – в каком журнале…

В эту минуту в конце аллеи показались Эмилия Кондратьевна с Маринкой, и мой собеседник отпрянул, страшное замешательство появилось не только в его лице, но во всей его фигуре. Боком, молча, он скользнул за ствол сосны, пропал за сиреневым кустом, а там уж на повороте дороги мелькнул его силуэт на велосипеде. Словом, он бежал…