Читать книгу "А я леплю горбатого - Светлана Алешина"

— Мое мнение об этом пижоне вы уже знаете. — Виктор поднялся и направился в свою фотолабораторию.

Я сразу поняла, что он уходил только потому, что боялся все испортить личной неприязнью к секретарю Владимирцева. Но иногда профессионализм выражается и в умении трезво оценивать собственные возможности. Сначала я было хотела остановить его, но Кряжимский сделал мне знак, и я промолчала.

— Ольга Юрьевна, так будет лучше. Разговор должен вестись непринужденный, поэтому сарказм Виктора только помешает созданию доверительной атмосферы, — объяснил Сергей Иванович, вступая в переговоры с Маринкиной кофеваркой.

С такими доводами нельзя было не согласиться, поэтому я успокоилась и с удовольствием погрузилась в созерцание хозяйственных хлопот нашего аналитика, которые он добровольно взвалил на себя в отсутствие Марины. Так как сидеть в приемной мне было как-то не по чину, я вскоре ушла в свой кабинет и придумала себе занятие: склеивать в кольцо перекрученные ленточки. Это единственное времяпрепровождение, которое не только успокаивало нервы, но и настраивало на рабочий лад.

Как только колечек оказалось штук двадцать, я достала фломастер и начала раскрашивать их одно за другим непрерывной линией, в таком же логическом порядке пытаясь выстроить собственные мысли.

— Ольга Юрьевна, вы не будете против, если я поприсутствую при разговоре? — показался в дверях кабинета Кряжимский.

Я с радостью согласилась, руководствуясь принципом: «Одна голова — хорошо, а без нее — намного смешнее». В данный момент моя почему-то отказывалась мне служить, поэтому интеллектуальные способности и аналитический ум Сергея Ивановича оказались бы при разговоре с потенциальным подозреваемым как нельзя кстати.

— Проходите, пожалуйста, — поднялась я навстречу Ярославу, как только он появился в нашем офисе.

Окинув быстрым взглядом и хорошо сшитый костюм, и безупречной белизны сорочку, и причесанную наверняка перед зеркалом шевелюру, я не удержалась от язвительных женских мыслей. «Ну просто сама безупречность! — подумала я, невольно ставя его рядом с Мариночкой, у которой вечно ломались каблуки, выбивались из прически локоны и появлялись пятна на одежде. — Нет, вместе быть они не смогут: он слишком аккуратен, чтобы терпеть возле себя такую легкомысленную и неорганизованную особу».

Честно говоря, я и сама часто не понимаю, как некоторым людям удается все время пребывать в таком безупречном состоянии, как будто они только что вышли из салона красоты. Лично я, при всем желании, просто не могу иной раз удержать марку и предстаю перед сотрудниками без макияжа или в измятых брюках. Конечно, такое случается не часто — только после выполнения какого-то ответственного задания, когда просто не успеваешь переодеться. Хотя я предполагала, что, в отличие от нас, простых смертных, даже после гонки с препятствиями Сосновский будет выглядеть как голливудская звезда.

Словом, чисто по-женски я могла понять Маринку, воспылавшую страстью к этому мужчине. Впрочем, на подобные размышления я много времени тратить не могла — человек пришел в редакцию по делу, поэтому пришлось немедленно взять себя в руки и начать разговор.

— Ярослав Всеволодович, вы как-то говорили, что Владимирцев в вашем присутствии жаловался на сердце, — напомнила я. — Могли бы вы вспомнить поточнее, как часто и когда именно это было?

— Практически постоянно, — не задумываясь ответил Сосновский, тряхнув головой. — Понимаете, я нередко замечал, что Геннадий Георгиевич сосал валидол, пил валокордин. По-моему, у него даже пузырек корвалола на работе стоял.

Я сумела сохранить невозмутимое выражение лица, но про себя подумала: «Видимо, Владимирцев очень любил жену, если так умело скрывал от нее состояние своего здоровья». Поговорив на общие темы, Кряжимский осторожно спросил:

— Скажите, а были ли у вашего шефа недоброжелатели? Ну, может быть, кто-то его недолюбливал… Очень часто мы сами не замечаем скрытой угрозы, а близкие люди обращают внимание на любой косой взгляд, — пояснил Сергей Иванович.

— Н-не знаю, — замялся секретарь, ерзая на кресле. — Вроде бы не было, но ручаться не буду. Наши контакты с ним были только деловыми: каждый занимался своими обязанностями. По-моему, Геннадий Георгиевич был доволен моей работой, так что никаких конфликтов на этот счет у нас не было. — Ярослав внезапно вспомнил, что брюки от неудобной позы могут некрасиво помяться, и, привстав, расправил складки.

Я улыбнулась: невооруженным глазом было видно, что Сосновский нервничает и чего-то боится. Впрочем, его слова сейчас ни в чем не противоречили его ранним показаниям. «Значит, милиция трясла», — догадалась я. К моему великому сожалению, большинство следователей совершенно не имеют навыков работы с людьми и, сохраняя служебную тайну, все-таки умудряются посеять зерно сомнения в душу подозреваемого. Судя по всему, Данильченко был как раз из их числа — прямо он, наверное, ничего не сказал секретарю покойного, но зато заставил его дергаться и искать оправдания своим поступкам.

Мы заранее договорились, что, кроме следственных органов, Инги Владимирцевой, Елены Кавериной и нас, журналистов газеты «Свидетель», пока никто не будет знать о неестественной причине смерти известного депутата. Как видно, Данильченко со своей ролью не очень-то справился, поэтому расхлебывать результаты его допросов приходилось сейчас нам.

Мы с Кряжимским давно поняли: чем меньше подробностей знают третьи лица, тем проще найти настоящих виновников и вычислить истинную картину любого преступления. Похоже, Ярослав ничего толком не знал, наверное, поэтому и нервничал. «Действительно, любой обыватель на его месте тоже задергался бы, если бы даже никакой своей вины не чувствовал», — решила я, в душе сочувствуя незадачливому секретарю.

— В последнее время у Владимирцева обострились отношения с Журавлевым, — немного погодя вспомнил Сосновский. — Не знаю, уж с чего все началось, — Геннадий Георгиевич мне ничего толком не объяснил, когда я у него спрашивал, но на глазах чуть ли не целой толпы народу они с Андреем Николаевичем едва не подрались.

Мы с Кряжимским изобразили на лицах искреннее удивление и попросили рассказать об этом инциденте поподробнее, однако, кроме только что сказанного, Ярослав ничего не добавил, — видимо, Владимирцев действительно не посвящал секретаря в свои личные дела. «Раз уж сегодняшний день у всех ассоциируется с „кровавым воскресеньем“, надо вернуться к недавним событиям», — без зазрения совести подумала я и начала новую атаку на Ярослава:

— Нам просто необходимо знать обо всех делах, запланированных депутатом Владимирцевым на рождественские каникулы. Личных и общественных, — уточнила я для большей ясности.

— У меня все записано, вот, можете проверить. — Изящным жестом Сосновский вытащил из кармана блокнот в кожаном переплете и протянул мне. — Я на свою память не жалуюсь, но так надежнее. Определенно могу сказать, что Геннадий Георгиевич звонил родственникам жены в Романовку, поздравлял их с праздниками. Все последующие дни мы встречались в рабочем офисе на улице Чернышевского и вместе разрабатывали новый проект распределения средств между округами — вы же знаете, он претендовал на место куратора.