Читать книгу "Зона интересов - Мартин Эмис"

– Добрый день, мадам, – крикнул я.

Она встала, подошла ко мне и сказала:

– Не хочу показаться вам мелодраматичной, но, когда я шла сюда, за мной следили, и сейчас за нами тоже наблюдают. Поверьте, это правда.

Я изобразил широкую улыбку:

– Постарайтесь выглядеть непринужденно. Так, а где же девочки?

Я подошел к кружившейся карусельке. С собой я любовно, как мог бы подумать кто-то, прихватил два пакетика леденцов, однако теперь их надлежало оставить в кармане. Я спросил:

– Когда у вас день рождения? Хочу вам кое-что подарить. Та к когда же?

– Он уж сто лет как прошел, – ответила Полетт.

– А я знаю, как назову моих детей, – сказала Сибил. – У меня родятся близнецы Мэри и Магда. И еще мальчик – Август.

– Очень хорошие имена.

Я на несколько шагов отступил от карусели и почувствовал, что Ханна подошла поближе ко мне.

– Вы замечаете, фрау Долль, как одно время года сменяется другим? Ах эта тревожная пикантность позднего сентября! Я готов поклясться, что за нами следят.

Она изобразила радость:

– Следят? И не только мамаши? Ладно. Что вы можете сказать мне, герр Томсен?

– До ужаса неприятно сообщать вам дурные новости, – сказал я, натужно изображая веселость. – Однако Богдана Жозека больше нет.

Я ожидал, что она дрогнет, однако на деле это больше походило на прыжок, на судорогу, устремленную вверх и вовне, да еще ладонь ее взлетела к губам. Впрочем, она сразу опомнилась, встряхнула волосами и, повысив голос, сказала:

– Полетт, дорогая, не так быстро!

– Но для чего же еще нужна карусель! Это в ней самое главное!

– Потише!..Значит, его не отправили в Штуттгоф? – спросила она, улыбаясь.

– Боюсь, его отправили в никуда, – ответил, улыбаясь, я.

Мы так и продолжали улыбаться, пока я пересказывал ей услышанное мной от Бориса Эльца: неприятное происшествие с садовым инструментом, неизбежный приказ Прюферу, отправка карательной команды в барак. Про газ я ничего говорить не стал, она и сама все знала.

– А черепаха?

– Прощальный жест Богдана. По-видимому. Такова, по сути дела, версия вашего мужа. За некоторыми исключениями.

– Вы в это верите? Что Богдан мог?..

Я чопорно пожал плечами:

– Смертный страх порождает странные поступки.

– Вы верите хоть во что-то из этой истории?

– Ну вы же понимаете ход их мыслей, не правда ли? Нужно было, чтобы никто ничего не узнал. Заключенный не может так поступить с Комендантом и остаться в живых.

– Поступить как?

– Ну, ударить его – даже случайно. Богдан же подбил ему оба глаза.

– Богдан ничего не подбивал. – Безрадостная улыбка Ханны изменилась: расширилась и застыла. – Глаза ему подбила я.

– Вам что больше нравится? – крикнула из далекой от нас песочницы Сибил. – Знать все или не знать ничего?

– Не знать ничего, – завопил я. – Тогда можно все выяснить самому, а это забавно.

* * *

В ту же пятницу я шел в поздних сумерках по грязным проходам Кат-Зет III. Полностью оплаченный «ИГ Фарбен», Кат-Зет III был с буквалистским усердием скопирован с Кат-Зет I и Кат-Зет II. Такие же прожектора и дозорные вышки, такая же колючая проволока под высоким напряжением, такие же сирены и виселицы, такая же вооруженная охрана, такие же карцеры, такой же помост для оркестра, такой же позорный столб, такой же бордель, такой же лазарет и такая же мертвецкая.

У Богдана имелся pikkolo – так назвала его Ханна. Словечко двусмысленное. В отличие от piepl, обозначающего катамита, тут уж не ошибешься, pikkolo нередко был просто юным товарищем, подопечным, о котором заботился заключенный постарше. В данном случае подопечным стал пятнадцатилетний немецкий еврей по имени Дов Кон. Дов появлялся иногда в саду Долля (я видел его там в день моего первого визита). Ханна сказала, что Богдан и Дов были «очень близки»… Как и «Буна-Верке», Кат-Зет III все еще достраивался, пока в нем размещалась лишь колония строителей. Регистратор Отдела рабочей силы сказал мне, что искать Дова следует в Блоке 4(vi).

К этому времени я – отчасти посредством индукции – составил наиболее правдоподобную последовательность событий. Интересующее меня утро: сначала бурная ссора мужа и жены, во время которой Ханна наносит Доллю удар по лицу; в ходе дня синяки наливаются кровью и темнеют, и Долль понимает, что ему потребуется объяснение его травмы; в какой-то момент внимание Долля привлекает Богдан, возможно допустивший некую оплошность; Долль сочиняет историю с лопатой и преподносит ее вместе с инструкциями лагерфюреру Прюферу, адъютант которого обращается к карательной команде… Единственной, насколько я мог судить, загадкой оставалась судьба бедной Торкуль.

К Кат-Зет III я подходил со стороны «Буна-Верке», чувствуя – настолько уверенно, насколько это вообще возможно, – что никто за мной не следит.

Я стукнул моей дубинкой в дверь барака, распахнул ее и увидел помещение размером с два теннисных корта, вмещавшее сто сорок восемь нар – в три яруса, по двое-трое заключенных на каждой. На меня обрушилось тепло одиннадцати или двенадцати сотен тел.

– Старший по бараку! Сюда!

Мужчина лет пятидесяти с чем-то, довольно упитанный, выскочил из своей боковушки и поспешил ко мне. Я назвал имя, номер и повел головой в сторону. После чего отступил от двери и выдохнул задержанный в легких воздух. И закурил, чтобы дезинфицировать дымом ноздри, манильскую сигару. Запах в Блоке 4(vi) стоял особый: в нем отсутствовала недвусмысленная гнилостность луга и погребального костра, не походил он и на смрад дыма, валившего из трубы крематория (дыма, отдававшего плесенью сырого картона с примесью особой, напоминавшей, что человек произошел от рыбы, тухлости). Нет, то была виноватая вонь голода – кислятина и газы заторможенного пищеварения, сдобренные острым ароматом мочи.

Из барака вышел мальчик – не один. Его сопровождал капо: зеленый треугольник на груди (стало быть, уголовник), голые руки, густая татуировка которых создавала впечатление, что он одет в нательную рубаху с рукавами, колючая бородка, бывшая простым продолжением обрамлявшей его рот щетины. Я спросил:

– Ты кто?

Капо оглядел меня с головы до ног. А кем, коли на то пошло, был я с моим немалым ростом, льдистыми голубыми глазами, твидовым костюмом землевладельца и нарукавной повязкой оберштурмбаннфюрера?

– Имя.

– Стампфеггер. Господин.

– Можешь идти, Стампфеггер.

Поворачиваясь, чтобы удалиться, он произвел странный недоконченный жест – полуприподнял руку и сразу уронил ее. Мне показалось, что он хотел провести рукой собственника по черным волосам мальчика.