Читать книгу "Личный враг императора - Владимир Свержин"

– Откуда я знаю, что ты лейтенант и что пакет не подложный?

– Все так и есть. Каких доказательств ты ждешь от меня? Проводи нас в штаб, там разберутся.

– Вот еще!

– Гвидо Манчини, проводи лейтенанта в штаб! – раздалось из саней.

– Это кто мне приказывает?! – Всадник повернул коня. – Пресвятая Дева! Гастоне Маркетти, ты ли это? Но ты же мертв! Мы и матери твоей уже написали.

– Я это, я. Со мною Бьяджи и Поли. Если хочешь, можешь меня ущипнуть. Или же сознайся, что ты уже и сам помер.

Радостный голос сержанта мигом потерял суровость.

– Проводите лейтенанта в штаб. И впрямь, там разберутся. А от тебя, морда кудлатая, жду подробного рассказа, что с тобой приключилось.

Глава 5

Смотреть на Маркетти одно удовольствие, все же артистизм у итальянцев в крови, – он так убедителен в роли солдата, чудом нагнавшего свой полк, что невольно закрадывается подозрение, а не решит ли этот макаронник попросту уйти к своим? А заодно и преподнеся им в качестве дорогого сувенира голову неуловимого князя Трубецкого. Сомневаться – это правильно, это хорошо. В военное время это продлевает жизнь. Главное, не сомневаться, принимая решение, – так и помрешь, раздумывая, быть или не быть? А до того – сколько угодно. Вот и сейчас весь прошлый опыт общения с беглым рядовым полка велитов Гастоне Маркетти встает перед глазами. Что привело его в мой отряд? Намерение сражаться с «корсиканским чудовищем», убившим его старшего брата в битве при Маренго? Или же просто страстное желание выжить? А при случае еще и с полной мошной вернуться в родной Милан? Полноте! Был ли тот брат или все это лишь выдумка, чтобы придать своему дезертирству видимость доблести? Сейчас тот самый момент истины.

Я смотрю, не убирая с губ снисходительную усмешку. Встреча однополчан в тягостной обстановке нелепого бегства из покоренной Москвы – немалая отдушина для ветеранов, прошедших всю Европу под знаменами вице-короля Италии. Что там сейчас думает милейший Гастоне? До сего дня не было случаев усомниться в его преданности и отваге. А сейчас, сейчас хватит ли душевных сил позабыть былое приятельство и, если придется, выпалить в голову вот этому самому драгуну, дружески хлопающему его по плечу, искренне радующемуся, что тот жив и как для солдата отступающей армии вполне неплохо выглядит?

– Но, Гастоне, чертовым хвостом тебя по темечку, как же ты выжил?!

Вот теперь момент самому появляться на сцене – чем больше слов будет сказано при встрече однополчан, тем больше вопросов будет задано потом на бивуаке. Это ни к чему, совершенно ни к чему.

– Маркетти, – сурово хмурясь, объявляю я, – потрудись нас представить своим друзьям.

Похоже, только сейчас драгуны вспоминают обо всем остальном отряде, напоминающем французскую армию в миниатюре: саксонцы, баварцы, италийцы…

– Прошу извинить, мой лейтенант. – Гастоне вытягивается во фрунт, как и подобает вышколенному бойцу подразделения, солдаты которого в будущем сами легко могут стать офицерами.

Взгляд драгуна скользит по моему офицерскому мундиру. Он вскидывает руку к драгунской каске, соображая, что если обмен паролями можно считать условно состоявшимся, то именно он должен первым представиться старшему по чину.

– Сержант Феличиано, 2-й эскадрон полка драгун королевы.

– Лейтенант Зигмунд Пшимановский, – представляюсь я, – из корпуса Понятовского. – Впрочем, будучи Пшимановским, сложно выдать себя за француза или, скажем, баварца, тут хочешь не хочешь – дорога одна, в ряды воинства истинных патриотов великой Польши под знамена маршала Жозефа Понятовского. Или, вернее сказать, Юзефа, но для французской империи это не суть важно. Куда важнее другое: в бою с московитами французы, да и вот итальянцы сражаются за величие империи или же, если отбросить высокопарный стиль, за удушение британской экономики континентальной блокадой. И только мы, поляки, сражаемся за свободу и независимость.

А значит, смотреть на сержанта необходимо с плохо скрытым превосходством, но все же не просто как на младшего по чину (если верить Бонапарту, то, хорошо порывшись, в солдатском ранце можно отыскать маршальский жезл), а как на союзника. Да, да, это не мы, поляки, союзники армии Наполеона, а, по случаю, они наши.

Феличиано вбитым за годы походов чувством субординации ощущает мой невысказанный посыл и докладывает:

– Колонна маршала Понятовского шла перед нами. Мы только вчера отстали от нее. Отряд Милорадовича пытался рассечь наш строй, однако мы славно потрепали его. Наш славный принц Богарне, наш рыцарь без страха и упрека, едва не захватил русскую артиллерию. Русские бежали так, будто сам дьявол тыкал их в задницу своими вилами.

Я знаю, что сержант говорит правду. И будь солдаты 4-го корпуса не столь голодны, будь их кони менее заморены, славному генерал-полковнику конных егерей и впрямь могло бы удасться поймать атакующего храбреца Милорадовича в западню. Но не удалось. В военном деле с «если бы» все плохо – слабое утешение для горьких воспоминаний. Русским все же удалось пробить брешь в непрерывной колонне французских войск, прервать сообщение, вклиниться меж и без того растянутыми, точно дождевые черви, корпусами. А потому я лишь равнодушно киваю, давая понять, что не помчусь вот прямо сейчас к землякам, чтоб вот как Маркетти обниматься с ними, радуясь встрече.

– Благодарю, мне это известно. Сейчас меня больше интересует, здесь ли генерал Богарне.

Сержант вновь глядит на меня с нескрываемым подозрением, затем переводит взгляд на улыбающегося Гастоне, на разномастное воинство, на единственную нашу пушку. Одно дело, когда посреди военной бури встречаешь старого приятеля, совсем другое – когда неведомо кто в офицерском мундире интересуется местоположением одного из ближайших родичей самого императора. Пусть даже не кровных родичей, но все же. Наполеон прилюдно когда-то признал отпрыска казненного генерала Александра Богарне своим приемным сыном и принцем империи. А принц не такая птица, чтобы всякие чужестранные лейтенанты с ним вот так вот запросто встречи искали. Но я к этому готов. Из-под моей бекеши появляется пакет с разлапистыми пятнами сургучных печатей.

– У меня секретная информация для его высочества.

Сержант Феличиано после недолгого раздумья кивает. В конце концов, принимать решение – не его дело, для этого есть караульные начальники, адъютанты и прочие штабные чины. Его дело выполнять приказ. А тот гласил недвусмысленно: подозрительных задерживать и доставлять в ставку вице-короля.

Опечатанный пакет и впрямь предназначался его императорскому высочеству. Но, правда, было это две недели тому назад: идущий впереди родич последнего короля Польши сообщал пасынку императора о примерной численности казаков атамана Платова, поджидающих его на старой Смоленской дороге. В свое время информация могла считаться весьма ценной. Однако же адъютант, посланный доставить ее, доехал лишь до засады чуевских гусар. Но все же ведь это не значит, что пакет не должен быть доставлен по адресу!