Читать книгу "Небесный Стокгольм - Олег Нестеров"

– Детский сад. – Антон повесил трубку.

– Ну что там?

Антон жестом показал, что об этом здесь лучше не говорить.

– Хотите, поехали со мной? – предложил он.

Встретились в пивной на ВДНХ, в двух шагах от ВГИКа. В этом был глубочайший смысл – тут продавали чешское разливное пиво и шпикачки.

Белка нервничала, но виду старалась не подавать.

– Скоро, может, меня к вам на допрос при ведут.

– Интересно, – оживился Кира. – Когда ждать?

– Да кому ты нужна? – Антон пока не мог оторваться от колбасок. – Шастаешь, что ли, где не нужно?

– Да нигде я не шастаю. Вчера учусь себе спокойно, большой перерыв, сидим болтаем, а тут к нам привозят итальянцев, целую делегацию. Встреча в актовом зале: Фиорованти, Кастеллани, Лидзани… И вдруг какой-то умник, а скорее всего, полный кретин шлет им записку на сцену: как вы относитесь к встрече нашего руководства с творческой интеллигенцией? Ну, они люди западные, говорят: мы категорически против, чтобы власть вмешивалась в дела художника. А при этом ведь почти все они – члены компартии. В зале – овация. Наш ректор, Грошев, хороший дядька, попытался скандал как-то замять, но его освистали и согнали со сцены. В общем, вместо дня советско-итальянской дружбы у нас получилась политическая манифестация. Боюсь, не доучусь, разгонят всех. Все к этому идет. Всех по очереди в деканат пока вызывают.

– На сцену выходила?

Она кивнула.

– Выходи за меня замуж, – предложил Кира. – Уедем на север оленей разводить.

Белка его предложение проигнорировала.

– Накат пошел, – серьезно сказала она.

– Ты о чем? – не понял Антон.

– Да вообще, непонятно, что происходит. Марлен с Геной такой фильм сделали – с ума сойти можно. А его хоронят заживо.

– А что за фильм? – поинтересовался Петя.

– «Застава Ильича».

– Про революцию?

Она покачала головой:

– Про то, как жить дальше.

– И как жить дальше?

Белка замолчала – видимо, с Кирой ей не очень хотелось общаться.

– Свое искать, – наконец ответила она. – Пока ищешь, пока вопросы задаешь – ты жив.

– Значит, я точно жив, – успокоился Петя.

– Вызвали их на ковер, в просмотровом зале весь иконостас, и началось: фильм идеологически направлен не туда, молодежь не та, все не так. Суслов говорит: «А вы знаете, что такое Застава Ильича?» Все: «Ну да, район у „Серпа“, там действие фильма происходит». А он: «Застава – это сторожевой отряд, они нас от Ильича обороняют». Все переглядываются, что за маразм. А он продолжает: «Почему там молодежь картошку в мундире при свечах ест, у нас что, электричества нет?» И дальше такая же белиберда, и все ему поддакивают. И Хрущ в ту же дуду – «седые усы рабочего»… Фраза вечера.

– Какие усы? – не понял Петя.

– У Гены друг есть, он постарше, из Киева, писатель Виктор Некрасов. «В окопах Сталинграда» читал? Встречаться им только опасно, пьют вместе сурово.

– В «Новом мире» его очерки об Италии напечатали, – сказал Кира. – Он там про этот фильм тоже написал, похвалил.

– Ну так его это фраза и была: мол, я особенно благодарен Шпаликову и Хуциеву за то, что они не выволокли за седые усы на экран старого рабочего, мудрейшего из мудрых, на все имеющего ясный ответ. А Некрасова наверху не очень любят. Видимо, кто-то прочитал, стукнул – и ополчились.

Белка взяла у Антона кружку и выпила залпом половину.

– Скоро Хруща снимут, – сказала она, вытирая усы из пены. – У нас все об это говорят.

– У вас вообще много говорят. – Антон вернул себе кружку. – Дождетесь, загонят вас как-нибудь в опломбированный вагон и отправят на Запад. Баррикады строить.

– В «Нью-Йорк Таймс» недавно была статья на ту же тему. – Кира не упускал возможности расширять свои горизонты в библиотечные дни.

– И кто вместо? – удивился Петя.

– Фрол Козлов. – Для Антона, похоже, это тоже не было сюрпризом.

– Это кто кудри бриолинит? Ненавижу. – Белка сверкнула глазами.

– А его-то за что?

– Сидел в президиуме, когда в марте в очередной раз интеллигенцию собирали. Хрущ на всех орет, а он считывает слева направо, кто как себя ведет.

– Козлов сейчас второе лицо, – пояснил Антон. – Когда Хрущев уезжает, оставляет его на хозяйстве. Все последние указы: о тунеядстве, о валютчиках – его инициатива. Не дай бог нам такого. Сталинист.

– Погоди, ну а что там было, на этой встрече в марте? – спросил Петя.

– Цирк был. – Белка опять сделала быстрый глоток из кружки брата. – Сначала досталось Вознесенскому, тот просто голову в плечи вжал и стоял, Хрущ ему слова не давал произнести. «Уезжай, – говорит, – из страны, ты ее позоришь». При этом назвал его почему-то господином. Потом вместо Аксенова, тот должен был выступать, по ошибке поднял с места Голицина, графика, тот просто в красной рубашке сидел и улыбался. Вызвал на трибуну, говорит: «Рассказывайте». Тот: «А что рассказывать?» – «А вы кто?» – «Я Голицин» – «Князь?» – «Нет, – говорит, – я график. Реалист. Могу работы показать». – «Не надо. Ну раз вышли – говорите». – «О чем?» – «Сами должны понять, о чем». – «Не понимаю. Может, я стихи почитаю?» – «Какие стихи?» – «Маяковского». Зал в лежку, театр абсурда. Какая, на фиг, теперь отмена цензуры? Ионеску в Кремле.

– Да что ты паникуешь? – Антон поморщился. – Ничего страшного не происходит. Скоро вот глушилки снимут, будем слушать вражьи голоса.

– Они там, наверху, сами разобраться не могут. – Белка не могла успокоиться. – Ну вот скажите, с одной стороны, Солженицына на Ленинскую премию выдвинули, а с другой – Фурцева тут же делает доклад в ЦК, где подробно рассказывает, как мы будем мешать американцам снимать «Ивана Денисовича». Где тут логика?

Допили пиво.

– Так, понятно все, – подвел итог Антон. – Со цены вчера выступала?

Белка отвернулась:

– Два слова всего сказала.

– О чем?

– О дураках.

– А это кто?

– Сам знаешь. Фамилий я не называла.

– Ладно. Выгнать не выгонят – времена не те. Но на работу мне с такими вещами больше не звони.

Глава 16

Петя наконец начал немного разбираться в экономических хитросплетениях, слушая бесконечные разговоры Веры, Эдика и Антона на эту тему.

Рассказ Веры про цены единого уровня

Плановой экономике на все наплевать: на прибыль, на несчастные случаи на производстве, на то, во что превращались реки и леса, – ей важно тупо производить год от года все больше и больше, она и придумана для перехода от нехватки к изобилию. Только переход этот слегка затянулся.