Читать книгу "Любовь для начинающих пользователей - Катя Ткаченко"

А потом показывает себе язык, раздевается и лезет под душ.

Племянник любит горячую воду, Симба же предпочитает холодную, особенно в такую жару.

Сейчас она хорошенько прополощется, а потом загрузит бельё в стиральную машину.

Только вот чем ей заняться, пока машина будет стирать?

За компьютером сидит племянник, он наверняка уже вошёл в сеть, это с модемом могут быть проблемы, а у неё — никаких.

Когда у неё было модемное соединение, она всякий раз ожидала волшебных слов «Вход в сеть».

Появляется табличка, лениво давишь на Escape, табличка пропадает.

И ты чувствуешь себя абсолютно свободной, недаром говорят, что сеть — это добавочное измерение.

Симба закручивает кран, начинает вытираться и вдруг понимает, что вытирается не своим полотенцем, а тем, что дала племяннику.

И чувствует, что сама краснеет, но этого никто не видит — кроме зеркала.

Она надевает халат, тихо выходит из ванной и смотрит, как племянник, низко склонившись над клавиатурой, что–то старательно выстукивает — видимо, набивает адрес.

«Не дай только бог ему набрать compghost.net», — думает Симба и отправляется загружать в машину бельё.

Яичница–глазунья

Спать на раскладном кресле — это, я вам скажу, нечто!

Особенно на том, которое мне выделила Симба. Впрочем, других вариантов у неё попросту не было. Наверное, не найдись в доме кресло, она бы мне бросила надувной матрасик на пол. И, честно говоря, на матрасике было бы лучше!

Во–первых, кресло, даже разложенное, оказалось мне коротковато. Первые несколько минут, уже залегши и накинув на себя простыню, я с огромным любопытством разглядывал собственные ноги — покачивал ими, пробовал шевелить пальцами по отдельности, в общем развлекался как мог, пока не надоело.

Ноги свисали с кресла — жутко неудобно.

Я решил подтянуть их к животу и улечься на бок.

Повернуться удалось без проблем, вот только руки деть некуда — кресло слева, кресло справа, как крепостные стены, а меня решили замуровать в узком проходе между ними. Стоило мне чуть–чуть распрямить руки, как они упирались в спинку. Вниз их не свесишь, вверх не вытянешь, ноги мешаются, попробуй тут уснуть!

Но я уснул, и сны мне снились какие–то не домашние.

Открыв глаза, я даже не смог припомнить, что мне снилось, — мерзость сплошная!

А глаза я открыл потому, что кто–то засвистел мне в ухо.

По крайней мере, так мне почудилось.

На самом деле это Симба говорила, что ей пора к заказчику, а мне пора вставать, ну просто как матушка — та всегда будит в самый неподходящий момент.

Я, конечно, не стал спрашивать, какой заказчик назначает встречу в воскресенье утром. Если моя тётушка сумасшедшая, и заказчики у неё такие же, а сумасшедшие заказчики, наверное, обожают заниматься служебными делами по воскресеньям. Когда нормальные люди уматывают из города, чтобы спастись от жары.

Симба развернулась и была такова.

А я даже не успел спросить, чего бы мне такого съесть на завтрак.

Впрочем, ничего «такого» мне явно не обломится, могу сказать с полной уверенностью, — достаточно вспомнить вчерашнюю пиццу. Я правда, умял её мгновенно, но если в Симбином холодильнике водится только пицца, впору будет повеситься. Матушка вот возмущается, когда я ем что–то подобное, потому пицца и в кайф — как все запретное. А питаться одной пиццей неинтересно, мне быстро захочется чего–нибудь другого…

С этой мыслью я встал.

Точнее — выполз из своего спального места, как зверёк выползает из норы. То ли суслик, то ли тушканчик, хотя почему суслик или тушканчик — понятия не имею. Просто запрыгнули в голову.

А я попрыгал на кухню.

Заскочив по дороге в туалет и заглянув в ванную — почистить зубы и прополоскать шары. Ванная у Симбы, между прочим, очень смешная. Дома у нас матушка в прошлом году сделала какой–то навороченный ремонт, и оттого в нашу ванную надо ходить как на экскурсию. А здесь всё по–простому… например, тазик с кучкой белья. Я невольно уставился на лифчик, лежавший сверху. Вчера мне показалось, что тётушка таких предметов одежды не признаёт. Выходит, я был не прав — лифчики она носит, и очень даже симпатичные. Этот был бежевый, да ещё с какими–то вырезами…

Я внимательно осмотрел лифчик, а затем принялся чистить зубы. И размышлять о том, чем бы мне заняться.

Хотя чего тут размышлять — надо завтракать и подсоединять один компьютер к другому, вот обе машины, вот кабель, а дальше — применяй свои технические навыки. Об этом думать неинтересно, намного забавнее представить, чем мы займёмся, когда вернётся Симба, хотя я скорее всего останусь тупо сидеть за машиной и буду краснеть, глядя, на то, как тётушка шастает по комнатам, сверкая красной и экстремально стриженнойголовой.

И тряся под майкой грудями.

Она мне нравится, даже несмотря на то что она — сумасшедшая.

Наверное, мне вообще больше нравятся сумасшедшие женщины, вот только я им вряд ли нравлюсь.

Скорее всего, со временем ситуация изменится, однако я терпеть не могу думать о времени.

Я заканчиваю чистить зубы, умываюсь, ищу, каким бы полотенцем вытереться.

И беру совсем не то, которое мне выделила Симба.

Зачем–то я беру её полотенце, отлично понимая, что это нехорошо и даже — негигиенично, по крайней мере так сказала бы матушка.

Но матушка с папенькой оттягиваются сейчас в своей дурацкой Турции. Нашли место, где оттягиваться. Хотя если бы они взяли меня с собой, я бы вслух этого говорить не стал.

Я топаю на кухню и открываю холодильник.

Мои предчувствия полностью оправдываются.

Холодильник у Симбы — совсем не то же самое, что холодильник у нас дома.

Имеется в виду, конечно, его содержимое.

Я обнаруживаю ещё одну замороженную пиццу, несколько яиц и полупустую бутылку с подсолнечным маслом. Плюс кусочек белого хлеба, который Симба тоже хранит в холодильнике.

И всё!

Так что проблема завтрака — даже не проблема.

Пиццу я сейчас есть точно не буду, остаётся яичница.

Я чувствую, как у меня перекашивается лицо. Больше всего на свете я ненавижу яичницу. У меня на неё аллергия, у меня от неё оскомина. Весь учебный год меня пичкают яичницей по утрам. Иногда я объявляю забастовку, и матушка принимается готовить на завтрак оладушки или ещё что–нибудь вкусненькое, но запал её быстро проходит, и я снова вынужден жрать эту мерзость.

Я гляжу на понуро лежащие в холодильнике восемь некрупных белых яиц и соображаю, как бы сделать так, чтобы завтрак доставил мне хоть какое–то удовольствие. Яйца можно сварить. Это самое простое. Сварить их можно всмятку, вкрутую и «в кошелёк» — этому меня долго учила матушка, но у меня всегда получается всмятку, терпения не хватает ни на вкрутую, ни на «в кошелёк», то есть когда белок как бы вкрутую, а желток — всмятку.