Читать книгу "Дорогой ценой - Эльза Вернер"

Однако молодому врачу суждено было вскоре найти себе другую практику, которая как раз представляла чрезвычайно много интересного. Георг попросил его навестить жену одного бедного переписчика, уже давно страдающую изнурительной болезнью. Приглашенный к ней врач заходил лишь изредка и, пожимая плечами, заявлял, что «здесь уже ничего не поделаешь», а затем и совсем прекратил свои посещения, так как бедная семья не могла аккуратно платить за визиты. Макс тотчас же согласился на просьбу друга и уже на следующий день отправился в указанный домик, находившийся в предместье, у самой подошвы замковой горы.

Девочка лет десяти открыла молодому доктору двери довольно убого обставленной квартиры, а двое младших детей уставились большими удивленными глазами на незнакомого господина. В кресле сидела больная, обложенная подушками и завернутая в одеяла. Макс уже собирался подойти к ней поближе, как вдруг отступил, пораженный: возле больной сидела девушка в темном платье монашеского покроя и читала вслух. Золотой обрез книги и крест на переплете не оставляли сомнения в том, что она читала молитвенник. Это была дочь советника Мозера. Она прервала чтение и, узнав вошедшего, в сильном смущении поднялась со своего места.

– Здравствуйте, фрейлейн, – спокойно проговорил Макс. – Простите, что потревожил вас, но я пришел сюда как врач к больной; только на этот раз ожидали именно меня, и здесь нет никакого недоразумения.

Девушка сильно покраснела и молча отступила на несколько шагов. Доктор Бруннов представился больной, которая действительно ожидала его, так как ее предупредили о его приходе, и прямо приступил к делу, задав больной несколько вопросов и начав исследование. Он делал это не очень любезно и предупредительно, вовсе не думая о том, чтобы утешить больную, даже не особенно обнадеживая ее; но его короткие, ясные и решительные замечания и предписания имели в себе нечто удивительно успокоительное.

Агнеса Мозер в это время отошла в глубь комнаты и занялась детьми. Она не знала, что делать, уйти или остаться, и наконец решилась на первое: надела шляпку и попрощалась с больной. Однако ее расчет своим уходом положить конец встрече с доктором не оправдался. В коротких словах повторив сделанные им указания и пообещав зайти на следующий день, Бруннов с крайней непринужденностью отправился вслед за девушкой.

– Итак, я больше не смею считать вас своей пациенткой? – начал он, когда они вышли на улицу. – Ваш батюшка, по-видимому, обвиняет в происшедшем недоразумении меня, хотя я не подал к тому ни малейшего повода. Он довольно недвусмысленно дал мне понять, что мои дальнейшие посещения вашего дома для него нежелательны.

– Прошу извинить меня, господин доктор, – в мучительном замешательстве сказала Агнеса. – Виновата я одна: мне следовало спросить ваше имя. Но будьте уверены, что не недоверие к вашему искусству заставило моего отца отказаться от ваших советов. Совершенно иные соображения…

– Да, я знаю – политические причины, – с нескрываемой иронией перебил ее Макс. – Господин советник питает отвращение к революционному имени, которое я ношу, и упорно видит во мне опасного для правительства демагога. Я очень далек от мысли навязывать вам или ему свои советы, но все-таки мне хочется осведомиться о судьбе моего рецепта. Вы, разумеется, не воспользовались им?

– Почему же? Я принимала ваше лекарство.

– И оно принесло вам пользу?

– Да, мне с того времени гораздо лучше.

– Это меня радует. А мой коллега, который теперь лечит вас, согласился на то, чтобы вы следовали указаниям другого врача?

– В настоящую минуту меня никто не лечит, – призналась девушка. – Доктор Хельм, которого сначала пригласили ко мне, был очень недоволен случившимся недоразумением; он ушел, как только прописал рецепт, и довольно холодно отнесся к извинениям моего отца, а так как на другой день мне уже стало лучше, то я думала… то я решила исполнять пока ваши предписания.

– Ну, и продолжайте это делать, – сухо проговорил Макс. – В пузырьке с лекарством нет по крайней мере ничего опасного для правительства.

Тем временем они подошли к замковой горе, и Агнеса приостановилась, в полной уверенности, что здесь ее спутник распрощается с ней, но он только проговорил:

– Вы пойдете по парку? Это мне также по дороге, – и продолжал идти рядом с нею, как будто это было самое простое и естественное дело в мире.

Девушка со страхом смотрела на него. Робость не позволяла ей отклонить его общество, поэтому она подчинилась неизбежному, и они вместе продолжали свой путь.

– Что касается моей теперешней пациентки, – снова заговорил доктор, – то ее положение, безусловно, опасно, но не безнадежно. Может быть, мне и удастся сохранить ее для семьи. А вы часто навещаете ее?

– До нас дошли слухи о бедственном положении этого семейства, – сказала Агнеса. – Мой отец знает мужа больной, иногда работающего на канцелярию, как честного и прилежного труженика; поэтому я решила навестить больную, чтобы хоть духовно утешить ее.

– Ну, духовное утешение здесь совершенно излишне, – произнес Макс. – Крепкий бульон и хорошее вино ей гораздо более необходимы.

Агнеса, по-видимому, намеревалась уже начать отступление, которым она еще в первое свидание с доктором выразила свой ужас перед его кощунственными фразами, однако на сей раз передумала; только ее кроткий, тихий голос звучал заметно тверже, когда она снова заговорила:

– И в этом отношении я кое-что принесла ей и буду приносить, сколько могу. Но я считала неотложно необходимым приготовить тяжелобольную к переходу в лучшую жизнь, который, может быть, уже недалек.

– Странное занятие для девушки вашего возраста! – заметил Макс. – В ваши годы обыкновенно предпочитают заниматься исключительно земными делами, оставив в покое небесные радости.

Агнеса была, видимо, оскорблена этой насмешкой; обычная кротость покинула ее, и она ответила несколько раздраженным тоном:

– Я отказываюсь от мира и подобными духовными услугами подготовляюсь к своему будущему призванию: я скоро постригусь в монахини.

Макс остановился, с величайшим изумлением глядя на свою спутницу.

– Это – неподходящее дело, – вдруг проговорил он. – Вы не очень крепкого здоровья, нежного сложения и нуждаетесь во внимательном уходе, если хотите поправиться как следует. Монастырская жизнь с ее строгими правилами, замкнутостью и утомительными службами совершенно не для вас. Она, без всякого сомнения, вызовет у вас грудную болезнь – чахотку и смерть.

Все это молодой врач проговорил с видом полнейшей непогрешимости, как будто в его личной власти было распоряжаться грозной судьбой, и его слова произвели должное действие. С испугом посмотрев на него своими темными глазами, Агнеса покорно опустила голову.

– Я не думала, что моя болезнь так серьезна, – чуть слышно промолвила она.

– Она нисколько не опасна, если вы будете вести разумный и естественный образ жизни, но монастырская жизнь – верх неестественности и неразумия, и вы погибнете в первые же годы своего поступления в монастырь.