Читать книгу "Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы"

В девять утра в кабинет заглянула Настенька. Спросила хриплым спросонья голоском:

– Мишаня? Ты что, совсем не спал? Разве можно так себя не беречь?!

Он глупо улыбнулся в ответ. И подумал: как жаль, что компьютерные игрушки нельзя никому посвящать. А то написал бы где-нибудь в главном меню, как авторы книг делают: «Несравненной Кнопке».

– И что, вообще, происходит? – чуть возвысила голос Настенька. – Вчера тебя целый день не было в офисе, телефон не отвечал, Сева обыскался, я тоже беспокоилась.

Укоряет мягко, ласково. Боится обидеть? Или ей просто наплевать? На то, где он был, что чувствовал, о чем думал?

Он всмотрелся в Настино безукоризненное, холодное, с идеальными пропорциями лицо.

И отчетливо, ярко понял: жить с этой красавицей он больше не станет.

* * *

Расставание с Настеной вышло тяжелым. Отвергнутая спутница жизни не устраивала истерик, не била посуду, не давала ему пощечин и даже не угрожала. Просто села напротив, будто они в покер играют. Лицо бесстрастное – то ли пара двоек на руках, то ли каре с тузами. И произнесла:

– Миша, ты, к счастью, физик, не лирик. Значит, сможешь мне объяснить – логически! – чем я тебя не устраиваю?

– Настенька, – залепетал он, – да ты самая замечательная в мире! А кто я? Не красавец, не богач…

– Чушь, – перебила она. – Красивым мужчина быть и не должен. А богачом – настоящим! – ты станешь. Очень скоро.

Вот интуиция!

Или Севка ей проболтался?

Компьютерная игра «Ночной лес» появилась на рынке месяц назад и сразу начала творить чудеса. Ее дружно ругали. Пародировали, высмеивали, запрещали детям. Но кривая продаж безудержно рвалась вверх. И уже больше десяти стран обратились в их фирму за лицензиями. А сейчас Сева и вовсе носился с предложением от китайцев: продать игрушку на корню, с персонажами и правом на продолжение, за безумную сумму в пять миллионов долларов.

Идея избавиться от игры навсегда и спокойно жить на дивиденды нравилась Михаилу чрезвычайно. Вряд ли только Настена смирится. С тем, что будет лишь пять миллионов долларов – минус комиссия Севке. А дальше – только скромная зарплата физика.

Зато Кнопка, чувствовал программист, его бы поняла.

Но об этом говорить он с Настей не стал. Лепетал виновато:

– Я ведь вижу: тебе нужен совсем другой человек. Не бирюк, не сыч, как я. Светский. Будете вместе ходить по вечеринкам, приемам. В спортивный клуб запишетесь.

– Но я сама лучше знаю, чего мне нужно, разве не так? – упорствовала она. И потребовала: – Объясни, что я делаю неправильно? Плохо готовлю? Невнимательна к тебе? Со мной не о чем поговорить?

Михаил начал закипать:

– Да все ты замечательно делаешь! Идеально. Совершенно. Настолько совершенно, что просто тошнит!

– Ты предлагаешь мне ходить дома в грязном халате? Или накручивать волосы на бигуди? – В ее глазах блеснули искорки. – Отличная будет картина. Ты в своих омерзительных трениках – и я, тебе под стать. Боже, что за мерзость! Но если тебе это нужно – ничего. Я подстроюсь.

– Что ж, Настя. Вот ты сама все и объяснила. Ты действительно умеешь подстраиваться и играть любые роли. Но любовь-то сыграть невозможно.

– Ага, – склонила голову она. – Когда мужчины так говорят, все сразу становится ясно. На сцену явилась другая. Могу я узнать, кто она? Чем знаменита?

Попробовать объяснить Насте – про носик кнопочкой, нескладную жизнь и беспомощное, доброе сердце? Но все равно ведь не поймет.

И Михаил перешел к практическим вопросам:

– Аренда дома оплачена до конца года. Можешь тут жить. Свою машину тоже оставь себе.

– А бриллианты сдавать? – зло сощурилась она. – Шубы? Колготок я недавно купила десять пар, дорогих. Еще не распечатывала. Могу вернуть. Подаришь своей… или ей мой размер мал?

– Настюша, – вздохнул Михаил. – Тебе не идет сарказм.

И тут Настюша наконец разревелась. Какой там покер – бросилась ему на шею, взвыла, будто деревенская баба:

– Мишенька, ну пожалуйста! Не бросай меня! Не бросаааай! Что я без тебя делать буду?!

Вот тебе и самая красивая в мире женщина.

«Да чего ты в меня вцепилась?!» – зло думал он.

В ответ не обнимал. Стоял, словно чурбан. Молчал. Ждал, покуда закончится второй акт.

И он завершился – слезы у Насти высохли. Отступила от него на шаг, гордо задрала подбородок:

– Ладно, компьютерный гений. Все я поняла. Будь счастлив. Но я о себе еще напомню. В самый неподходящий момент. Как граф Монте-Кристо. Так отомщу – мало не покажется.

– Господи, да что я тебе сделал? Предал? Ограбил?

– Ты меня бросил. А женщины этого не прощают! – отрезала она.

Гордо обернулась, на пороге комнаты притормозила, саркастически поклонилась:

– Благодетель! Машинку бэ-у он мне подарил. На убогой дачке позволяет пожить!

(Это про дом на Рублевке площадью триста квадратов, аренда которого Томскому обошлась в деньги заоблачные.)

Сузила глаза и припечатала:

– Чтоб сегодня же – духу твоего здесь не было!

* * *

Наши дни

Болгария

Два дня Лариса кружила вокруг лэптопа. Даже ночью просыпалась, проверяла входящие.

Но компьютер исправно присылал спам, а единственного письма, что могло бы изменить все, так и не было.

Видимо, ее отчаянный посыл до адресата просто не дошел. Не читает ведь глыба, президент, Бог все письмишки, что приходят в адрес его фирмы. Надо бы принять сей факт – и успокоиться.

Однако, когда тебя только что предал муж, все воспринимается болезненнее, острее. Странно.

Лариса себя уверила: он читает ее письма. Но не отвечает – намеренно. Просто плюет на нее. Игнорирует.

И от очередного небрежения сначала стало очень обидно. А потом она разозлилась.

По-хорошему мужики не понимают.

Значит, будем с ними по-плохому.

В полдень Лариса заказала в номер огромную пиццу и бутылку воды, чтобы больше не выходить, не тратить время на рестораны и магазины.

Закрыла глаза, помассировала веки – она всегда таким образом призывала вдохновение перед началом серьезной работы.

Женщина еще никогда не писала программы-взломщики, но все в жизни бывает в первый раз. Говорят ведь: после сорока жизнь только начинается!

* * *

Юна

Глупо быть неисправимой оптимисткой, но я – такая. Пока дом мне показывал крабов на ночном пляже, подогревал кресло и заваривал чай, я с удовольствием верила, что он обо мне заботится.