Читать книгу "Чудесное лето - Саша Черный"

И, словно эхо, в ответ рассмеялась вся компания. Так вот, значит, в чем дело… Стоило ли замок сбивать? Мальчики даже сконфузились: из-за чего же они такой переполох на ферме подняли? И, подшлепывая себя пятками, помчались к опушке объяснить ожидавшим там тете Даше и жене рыбака, что никакой трагедии нет, а только одна комедия и, пожалуй, англичанин даже и без аспирина обойдется.

Впрочем, англичанин радовался недолго. Он перерыл в лодке свое платье и белье, заглянул под одну скамейку, под другую и яростно потряс кулаками…

Чего ж он опять взъерепенился?

Но когда джентльмен, прижимая охапку своих вещей к груди, показал на свои голые ноги и ступни, всем и без английского языка стало понятно: волна слизнула его штаны и ботинки.

Мальчуганы бросились за раскрытую дверь сарая, их душил смех, но нельзя же прямо в глаза человеку смеяться, когда его постигло такое несчастье.

Взрослые губы кусали. А англичанин в отчаянии показывал рукой на далекий курорт, назвал имя своей гостиницы – «Кон-ти-нен-таль», показал опять на свои голенастые ноги и на лодку.

Еще бы, еще бы! И словаря не надо. Как он теперь в свой первоклассный отель босиком, без штанов вернется…

Плотный низкорослый рыбак подумал, пошел в сарай и вынес оттуда пострадавшему джентльмену свои измазанные дегтем рабочие брюки из выцветшего синего брезента. Вот, пока что. Других, мол, нет. Портной в Париже шьет… Англичанин только головой покрутил.

Когда он наконец оделся на камнях и встал во весь рост, мальчики, смотревшие на даровое представление в щелку дверей, от восторга затопали ногами.

На голове – новая морская, синяя с белым верхом, фуражка с шитым золотым якорем; на плечах – щегольской яхт-клубский синий пиджак с черным галстуком. Лучше и быть не может. А на ногах… короткие, доходящие до икр покоробленные дудки, испещренные квадратными заплатами, словно политическая карта Северо-Американских Штатов… И босые, огромные ступни с оттопыренным большим пальцем, совсем такие, как у одного из братьев Фрателлини в цирке…

Взрослые отвернулись. Англичанин осмотрел себя, поморщился и… плюнул. А добродушный рыбак вынес ему пару брезентовых грязных туфель со стоптанными задками и похлопал одну о другую: прошу!

Но огромные ступни не пожелали влезать в убогую обувь. Ни за что. И только колоссальные, блестевшие, как копыта, сабо подошли.

– Пингвин! – пискнул за дверью Мишка.

Игорь беззвучно затрясся всем туловищем, но, к счастью, Мишка успел предусмотрительно зажать ему рот куском промасленной пакли.

Англичанин поднял одну ногу, осмотрел. Поднял другую… У него был такой вид, точно в него насильно влили пол-литра рыбьего жира.

Дядя Вася решил, что пора этот узел как-нибудь распутать. Привел в порядок мозги, перевел все слова в жесты и, как семафор, задергал руками.

– Там ваш отель, «Континенталь». Здесь – мы. У нас виноградный юбилей – гип-гип-ура!.. Вон наша крыша. Айда к нам. Закусить… Выпить… Зубровка, русский виски! Аромат – шик! Штаны – тьфу. Солнце садится. Здесь можно поймать лихорадку (он даже лихорадку изобразил). Лодку моторный бот чах-тах-тах – потом привезет. Айда к нам!..

Англичанин, внимательно следивший за руками, губами и носом дяди Васи, понял, улыбнулся (что же ему оставалось делать) и, благодарно потянув его за рукав, тронулся к ферме.

Сабо с тихим свистом щелкали по песку, цепляясь друг за дружку, сваливались… Широкие и куцые брезентовые пьедесталы приходилось через два шага в третий подталкивать пятерней кверху…

Мальчуганы шли за взрослыми и отчаянно щипали друг друга: другого исхода не было. Ведь он гость, ведь только фыркни – сам со стыда сгоришь!

Англичанин оказался не чванный. Потряс, словно ручку насоса, руку тети Даши, показал на свои ноги, извинился и уселся на ящик из-под чернослива, точно это было привычное отельное кресло. Остатки пельменей съел в одну минуту, мальчики подсчитали: двадцать четыре штуки ему досталось. Опрокинул в рот стаканчик зубровки, удивленно вытаращил глаза, пополоскал зубы и проглотил.

– Бон? – спросил фермер, подливая в стаканчик новую порцию.

Англичанин только по боковому карману себя хлопнул: у каждого своя манера проявлять свои чувства.

И опять начали сначала – вино и перцовка, «чок-чок», «ваше здоровье», вино и зубровка… Пить ведь и с глухонемым можно.

Английские ноги в коробящихся брезентовых штанах и в сабо бодро растопырились по бокам ящика. Снова завели «Дубинушку», и все, даже англичанин, стали подпевать. Шаляпин бы граммофон разбил, если бы услышал.

А мальчики сбоку посматривали на заплаты вдоль измазанных смолой брезентовых штанов, на весело прищелкивающие не в лад песне сабо и вдруг, срываясь с места, убегали за угол дома. Прятали в зеленых макаронах глициний лица и хохотали так, что все осы разлетались прочь.

Дядя Вася, пронося мимо клокотавший самовар, только цыкнул на них: «Услышит!»

Проскользнувшие из-за загородки куры бродили вокруг фермерских ног, суетливо подхватывая вкусные крошки. Наглый петух вскочил было на стол, воспользовался случаем: люди пьют – чего ж тут стесняться. Но его хлопнули ложкой по спине, и он с негодующим бормотаньем побежал в можжевельник, а за ним весь его взбудораженный гарем. Хризантема только зубами вслед щелкнула: «Здесь мое место, мои колбасные шкурки… ряв!..»

Англичанин долго искал часы, сначала над карманом, потом догадался по лезть в самый карман. Посмотрел и хлопнул по столу.

Никто не понял, в чем дело. Какие там еще часы? «Эй, ухнем», и больше ничего… Спешить некуда.

Но он жестами и обрывками слов, уставясь на дядю Васю, стал объяснять.

В семь часов с четвертью (семь пальцев с кусочком) приходит поезд (он свистнул, как паровоз, и постучал сабо). Приезжает его жена (показал на свое обручальное кольцо и на тетю Дашу) и дочка (вынул из кармана бумажник и вытащил карточку девочки с локонами). Из Ниццы… И потом сердито показал всем, даже Хризантеме, часы – теперь тридцать пять минут восьмого. И опять хлопнул по столу концами пальцев.

Все сочувственно развели руками. Дело ясное. Но время такая штука – раз опоздал, тут и сам городской нотариус ничем не поможет.

Фермер хотел было, чтобы утешить гостя, снова завести граммофон, но дядя Вася не позволил.

Он подвинул англичанину стакан чая, показал на потемневшее над горой небо, на стоявшую под сосной двуколку, назвал его гостиницу «Континенталь» и дружески прикоснулся к его плечу.

В переводе на английский язык это значило: пейте чай, теперь поздно, я вас довезу до вашей гостиницы, не стоит волноваться.

Англичанин возмущенно показал на свои робинзоновские штаны и сабо: «Континенталь»! Как он в таком виде явится в «Кон-ти-нен-таль»?!