Читать книгу "Небратья - Александр Тамоников"

Высокий мужчина с пышными черными усами закрыл за ними ворота, шикнул на здоровенную овчарку, привязанную к будке. На крыльцо опрятного дома вышла молодая женщина с завораживающим бюстом и полными ногами. На руках она держала пухлощекого малыша, одетого только в короткую распашонку. Карапуз сучил ногами и пытался порвать матери декольте, чтобы добраться до «кормушки». Женщина испуганно глянула на прибывший автомобиль и скрылась в доме.

– Правильно, Галина! Топай на свою половину. Нечего тебе лезть в чужие дела, – проворчал черноволосый мужчина.

Он дружески обнялся с Григорием, за руку поздоровался с остальными и сказал:

– Анатолий Скоропад. Жду, наслышан, очень приятно. Проходите в хату, не стесняйтесь. Посидим, выпьем, чего бог послал, потом и о делах потолкуем.

Антон вздохнул. Давно подмечено: от сумы, тюрьмы и внезапных дружеских посиделок не зарекайся.

Сидели до вечера. Скоропад оказался не таким уж угрюмым бирюком, каким выглядел на первый взгляд. Дородная Галина хлопотала по хозяйству, а спецназовцы смущенно прятали глаза, прилипавшие к ее достоинствам, чересчур уж выпирающим.

Подобная ситуация Скоропаду была знакома, он снисходительно посмеивался в усы и даже снизошел до того, что лично поучаствовал в накрытии стола.

Потом хозяин чмокнул жену в висок в знак благодарности, выпроводил ее, сделал приглашающий жест и заявил:

– Здесь вы в безопасности, не волнуйтесь. Соседи у меня приличные, в чужие дела не лезут. Я видел, как вы кружили по поселку, проверялись, нет ли слежки. Прости, парень, не помню тебя. – Он щедро накладывал Антону мясо. – Ты все детство провел в Калачане, а я обретался тут, в Жмыхове. Неважно, все равно земляки. Гриша прав – не моя эта власть. Села на трон преступным путем и все последние полгода чинит беззакония. Я принимаю не все, что делает Россия. Явно перегнули в Донбассе, и с Крымом история уж больно вызывающая. Но в нынешней ситуации скорее России присягну, чем этим вурдалакам. И пусть они называют меня предателем – сами не лучше. Какую, к чертовой матери, демократию наши паны тут строят? Даже не пахнет этим словом. Что такое демократия? Когда ты свободно высказываешь свое мнение, и никто тебя за это не привлекает. А в Украине только пикнешь поперек власти, на следующий день СБУ в окно стучит. Закроют, душу вынут, отметелят в фарш, и хорошо, если жив останешься. Выйдешь от них, будешь с ярлыком ходить, вся твоя родня и друзья тоже. Разрешается лишь одна точка зрения: Украина при помощи демократического Запада строит справедливое свободное государство. Россия – злобный агрессор, вмешивается в ее дела, захватывает территории. Власть в Киеве – свет и последняя надежда. Разве это демократия, когда тебя насильно загребают в армию и даже не учат, как выжить, сразу отправляют на убой? Разве демократия, когда фашизм лезет из всех щелей, молодчики со свастикой гуляют открыто и убивают людей? Они трясут бизнес похлеще, чем рэкетиры в девяностые. Коммерсанты должны платить, как-то подстраиваться. А что делать – богатые тоже скачут…

– Не лез бы ты, Толян, на публику со своей гражданской позицией, – со вздохом проговорил Григорий. – Доведешь до греха, загремишь лет на двадцать.

– Так не дурак же. – Скоропад усмехнулся. – Живу себе мирно, не трещу на всех углах о своем отношении к преступной власти. Копаюсь в машинах по свободному графику, с людьми не откровенничаю. Димку маленького воспитываю, Галку свою люблю, хотя и держу ее в черном теле. С ней тоже по душам не общаюсь, так что не подставит она меня по своей бабской дурости. Соседу сегодня обмолвился, что должна заглянуть родня из Ровно, мол, отдыхать едут в Одессу. Так, на всякий случай, если засекут. Узнают, что приютил русских офицеров – кирдык с гарантией. Наклеят клеймо диверсанта, шпиона, сепаратиста, тайного соглашателя и ведь ни на каплю не соврут же! – Скоропад желчно засмеялся.

– Так подумай еще раз, Анатолий, стоит ли рисковать, – заметил Антон. – Спалят, потом не отмоешься, а у тебя ребенок.

– Не парьтесь, хлопцы, – отмахнулся Скоропад. – Мне это дело даже льстит. Надоело шипеть втихушку, надо хоть что-то сделать. Поступим так. Григория я поселю у себя. Пусть отсидится, но по поселку не болтаться, из дома вообще не выходить. Никаких тебе курортов и культурной программы. Сиди у телевизора, наслаждайся правдивыми новостями. Можешь гараж отремонтировать. Я как раз цемент туда завез. Танюхе не звони. Я сам ей скажу, что ты у меня.

– Ну, спасибо, приятель, – пробурчал Григорий. – Ладно, шут с тобой, потерплю.

– Роман и Александр временно тоже останутся здесь. Им не стоит появляться в твоем доме, Антон. СБУ мгновенно засечет. Тебя могу отвезти, как стемнеет, пролезешь с заднего крыльца. Я так понимаю, что с родными ты все равно собираешься встретиться?

– Собираюсь, – подтвердил Антон. – И не только встретиться. Я поживу у них. Не верю в тотальную осведомленность СБУ. Даже Господь Бог не в состоянии за всеми уследить, куда уж СБУ. Я служу в секретном подразделении, его как бы не существует, моя фигура не засвечена в открытых источниках. Я реально могу оказаться рабочим, торгашом, мелким мошенником – кем угодно.

– С офицерской выправкой, – с усмешкой проговорил Шура Кабанов. – И синяком от отдачи «калашникова» под правым плечом. Ты уж совсем их за дебилов не держи!

– Ладно, прорвемся. – Антон поморщился. – Не буду прятаться на своей родине.

– Ты можешь не прятаться, командир, – сказал Роман. – Сумеешь даже весь город на уши поставить. Но о родителях подумай. Им тут жить.

– Хватит, говорю! – рассердился Антон. – Не такой уж я тупой, как вам кажется. Что случилось в клубе, Анатолий? Слова моего отца – правда? Как можно засекретить такую трагедию?

– Лично я там не был, – ответил Скоропад и вздохнул. – Заказов в тот день хватало. Мне даже в голову не могло прийти, что нацисты готовят такой ад. Не исключаю, что это была импровизация, просто перестарались, в раж вошли. Милиция стояла рядом, но не вмешивалась. Простые граждане тоже видели. Площадь не в вакууме, там и жилые дома есть. Я разговаривал кое с кем. Митинг уже кончался, остались самые упорные. Налетели звери Кондратюка в масках, стали избивать людей. Нескольким удалось вырваться и убежать. Остальных нацики оттеснили в клуб, заперли в танцевальном зале. Подошел микроавтобус. Фашисты стали выгружать из него канистры с бензином, поливать здание внутри и снаружи.

– Значит, это не импровизация, – заметил Роман. – Трудно сымпровизировать микроавтобус с заранее заготовленными канистрами.

– Возможно, это был запасной вариант, – согласился Скоропад. – В клубе погибли тридцать шесть человек, из них девятнадцать женщин, три ветерана Великой Отечественной войны. Два подростка, одному тринадцать, другому четырнадцать лет. Одна женщина была беременной, на седьмом месяце – Яловая Ирина Викторовна, кассирша в супермаркете «Быстрица».

– Вот ведь суки! – не выдержал Кабанов.

– Откуда такая информация? – хмуро осведомился Антон.

– Есть знакомый оперативник, имени называть не буду. Вся информация – от него. Парень совестливый, но боится гонений. Трудно его в этом винить. Экспертизу тел они проводили под надзором СБУ, чисто для «галочки», впопыхах, чтобы формально соблюсти законность. Все люди задохнулись, отравились угарным газом. Не знаю, как СБУ удалось это засекретить. Кураторы, видимо, хорошие. Даже российские журналисты не въехали в суть дела. Все украинские СМИ растиражировали одну и ту же картинку. Мол, перепились, подрались, сами виноваты. Хулиганы, наркоманы, асоциальные элементы. Все прочие версии трагического события объявлены провокацией и монтажом. Милиционеры стояли в оцеплении, потом по приказу ушли в здание, никого на улицу из администрации не выпускали, заблокировали окна. Люди Кондратюка перекрыли переулки, чтобы народ не видел происходящего. Отдельные менты снимали трагедию на телефоны. Потом СБУ отобрала эти мобильники, но не у всех. У одного парня запись сохранилась, там все видно. Можно выложить в Интернет, но эффекта не будет, объявят подделкой с целью дискредитации власти и общественно-патриотических организаций. Разумеется, виновные в поджоге наказания не понесли. Арестованы лишь несколько горожан из числа активистов, по разным причинам не оказавшихся на митинге.