Читать книгу "Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети - Евгений Морозов"

Глава 4

Чего хотят цензоры

Хотя западная пропаганда времен холодной войны была не такой уж убедительной, она оказалась действенной по крайней мере в одном отношении. Она породила настолько устойчивый миф об авторитаризме, что его трудно развенчать даже сейчас, десятилетие спустя после начала XXI века. Многие западные обозреватели до сих пор считают, что авторитарные государства населены гиперактивными двойниками Артура Кестлера (умными, бескомпромиссными и готовыми к смертельному риску во имя свободы), а управляют ими нелепые диснеевские персонажи – глупые, рассеянные, без навыков выживания, постоянно находящиеся на грани группового самоубийства. Борьба и сопротивление – нормальное состояние первых, пассивность и некомпетентность – нормальное состояние последних. А если так, то все, что требуется для изменения мира – это представить бунтарей друг другу, направить на них струю шокирующей статистики, доселе им не известной, и вручить несколько новеньких блестящих гаджетов. Ура! Революция не за горами: перманентный бунт, согласно этому взгляду, – естественная черта авторитаризма.

Но такая картина больше говорит о западных предубеждениях, чем о современных авторитарных режимах. Их живучесть можно объяснить самыми разными причинами – высокими ценами на нефть, полным или частичным отсутствием опыта демократии, тайной поддержкой аморальных западных правительств, дурными соседями, но в этот перечень, как правило, не входит неосведомленность граждан, которые жаждут освобождения при помощи электронной бомбардировки фактоидами и колкими твитами. Подавляющее большинство граждан современной России или Китая не читают “Слепящую тьму” Кестлера перед сном. И будит их по утрам не джингл “Голоса Америки” или “Радио Свобода”, а, скорее всего, та же надоедливая песня леди Гага из надрывающегося айфона, что и западных обывателей. Даже если они предпочли бы жить в демократической стране, для многих это означает скорее работающее правосудие, чем наличие свободных выборов и других институтов западной либеральной демократии. Для многих свободные выборы не столь ценны, как возможность получить образование или медицинскую помощь, не давая при этом взяток десятку жадных чиновников. Более того, граждане авторитарных государств не обязательно считают, что их правительства, получившие власть недемократическим путем, нелегитимны. Легитимность правительству могут обеспечить не только выборы, но и шовинистические настроения, как в Китае, или страх перед иностранными агрессорами, как в Иране, или быстрый экономический рост, как в России, или низкий уровень коррупции, как в Беларуси, или эффективность государственного управления, как в Сингапуре.

Чтобы понять, как интернет влияет на авторитаризм, нужно отвлечься от очевидных способов использования интернета политической оппозицией и посмотреть, как он способствует легитимации современного авторитаризма. Внимательно изучив блогосферу почти любого авторитарного государства, вы, вероятно, увидите, что она представляет собой питательную среду для национализма и ксенофобии, причем нередко настолько ядовитую, что правительство на фоне блогеров выглядит настоящим клубом космополитов. Трудно сказать, как отразится радикализация националистических взглядов на легитимности режима, но очевидно, что сторонникам модели плавной демократизации, которой кое-кто ожидал после появления интернета, рассчитывать не на что. Точно так же блогеры, разоблачающие местную коррупцию, легко могут стать (и становятся) участниками антикоррупционной кампании, затеянной федеральными политиками. Общий эффект для режима в этом случае трудно оценить. Блогеры могут ослабить влияние местных властей, одновременно усилив позиции федерального центра. Трудно предугадать, какой может быть роль интернета, не осознав прежде, как именно поделена власть между центром и периферией и как изменение отношений между ними влияет на демократизацию.

Взгляните на то, как “вики” и социальные сети (не говоря уже о разнообразных сетевых начинаниях государства) повышают эффективность и правительств, и бизнеса, которому те покровительствуют. В речах нынешних авторитарных лидеров, одержимых модернизацией экономики, модные словечки звучат чаще, чем в среднестатистической передовице “Гарвард бизнес ревю”. (Владислав Сурков, один из главных кремлевских идеологов и попечитель российской Кремниевой долины, недавно признался, что ему очень нравится “метод краудсорсинга или, как раньше говорили, ‘народной стройки’”.) Так, центральноазиатские авторитарные режимы охотно перенимают методы электронного правительства. Однако причина их увлечения модернизацией заключается не в желании сделать чиновников ближе к народу, а в том, чтобы получить деньги от зарубежных спонсоров вроде МВФ и Всемирного банка, а также устранить препятствия на пути экономического роста.

Институты – это важно

Выживание авторитарного режима во все большей степени зависит от разделения власти и институционального строительства: двух процессов, которые политологи обычно игнорируют. Даже такие знатоки современной политики как Збигнев Бжезинский и Карл Фридрих в своей ставшей классикой книге “Тоталитарная диктатура и автократия” (1965) советуют не обращать внимания на институты: “Читатель, вероятно, удивлен тому, что мы не обсуждаем ‘структуру управления’ или, например, ‘конституции’ этих тоталитарных государств. Дело в том, что эти структуры совершенно не важны”.

Такие жесткие концептуальные рамки могли быть полезны для изучения сталинизма, однако они не годятся для объяснения внутреннего устройства современных авторитарных государств, которые пекутся об организации выборов, формировании парламентов и подкармливании судей. Если авторитарные режимы решаются даже объявлять выборы, почему бы не предположить, что они допустят и ведение блогов по причинам, которые пока не ясны западным аналитикам?

“Институты, нередко утверждают исследователи авторитаризма, – это не что иное, как очковтирательство, – полагает профессор политологии Нью-Йоркского университета Адам Пшеворски. – Но зачем некоторые диктаторы этим занимаются?” И в самом деле: зачем? В последние тридцать лет политологи назвали множество вероятных мотивов. Одни правители хотят выделить наиболее способных бюрократов, заставляя их участвовать в бутафорских выборах. Другие привлекают на свою сторону потенциальных врагов, предлагая им поучаствовать в сохранении режима в обмен на кресло в немощном парламенте или ином квазипредставительном органе. Третьим рассуждения о демократии помогают получать на Западе деньги, а институты – особенно узнаваемые, прочно ассоциирующиеся с либеральной демократией – это все, чем обычно довольствуется Запад.

Кажется, однако, что самые “прогрессивные” диктаторы не только устраивают фиктивные выборы, но и умудряются проводить их с блеском, который обеспечивают современные технологии. Как еще объяснить то, что на выборах 2009 года в Азербайджане решили установить на участках для голосования пятьсот веб-камер? Пиар вышел отменный, но это не приблизило выборы к демократическим стандартам: львиная доля манипуляций совершилась еще до начала избирательной кампании. У подобных шагов может быть и более зловещая подоплека. Так, Башир Сулейманлы, исполнительный директор азербайджанского Центра мониторинга выборов и обучения демократии, накануне выборов заявил журналистам, что “местные исполнительные органы и бюджетные организации диктуют своим сотрудникам, за кого им голосовать, и запугивают людей веб-камерами, на которые будет фиксироваться их участие в выборах и то, за кого они станут голосовать”. Российские власти также считают, что подобие прозрачности, обеспеченной веб-камерами, может улучшить их демократическое реноме. После летних пожаров 2010 года, уничтоживших множество российских деревень, Кремль распорядился установить веб-камеры на стройплощадках, так что за ходом возведения домов для погорельцев можно было следить в режиме реального времени. Правда, это не избавило власти от жалоб со стороны будущих новоселов – у жителей глубинки не было компьютеров и пользоваться интернетом они не умели.